Полжизни

— Какой деколте, пробормотала она съ н?мецкимъ акцентомъ и потомъ еще что-то по-французски, чего я не понялъ.

— О да! шепнула пронзительно черномазенькая; это, говорятъ, ужасная женщина… Ея графъ просто дурачекъ какой-то… Она его женила на себ?.

Тутъ она что-то такое добавила на ухо.

— Да, да, поддакивала н?мка.

— Первый ея мужъ былъ ужь совс?мъ идіотъ… Какъ онъ умеръ — никто не знаетъ… Vous savez, это просто le proces… Какъ бишь я читала… да, lе ргосes Lafarge…

— О! вздохнула н?мка и даже подняла глаза.

— Я вамъ говорю chere Полина Карловна: c’est une femme a crime.

Эту французскую фразу схватилъ я на лету, но такъ ц?пко, что она не выходила у меня изъ головы во весь спектакль; вс? слова я зналъ и не могъ иначе перевести ихъ, какъ «женщина-душегубка»; частица «a», смутившая меня въ начал?, не могла ничего иного значить, какъ «принадлежность», по грамматическимъ в?роятностямъ.

Я даже вздрогнулъ и быстро обернулся къ сцен?. Болтовня продолжалась ужь объ другомъ; барышня выспрашивала даму: что у нихъ д?лается «a l’institut», и он? заговорили про какую-то «дритку». Это меня окончательно сбило съ толку. Но фраза гуд?ла въ ушахъ. Я не смотр?лъ ни на сцену, ни на ложу Кудласовыхъ, хотя меня тянуло навести трубку на графиню. Въ антракт? я не выдержалъ и поднялъ голову въ ея сторону. Она смотр?ла въ бинокль на амфитеатръ и, отыскавъ кого-то, отняла трубку отъ лица. Глаза ея остановились тогда на мн? и голова наклонилась впередъ, д?лая легкий поклонъ. Я весь вспыхнулъ разомъ, такъ что у меня даже въ глазахъ зарябило. Не помню, догадался ли я или н?тъ отв?тить на поклонъ ея. Я н?сколько секундъ сид?лъ, выну-чивъ глаза и тяжело дыша. Когда я пришелъ въ себя, голова графини видн?лась уже въ полъ-оборота. Необычайная ясность ея лица поражала меня; но въ ушахъ то и д?ло гуд?ла фраза «femme a crime», «femme а crime».

Подслушай я что-нибудь подобное теперь, т. е. дв?надцать слишкомъ л?тъ спустя, мн? бы это только подавало поводъ посм?яться надъ «глупой уголовщиной», овлад?вшей нашимъ обществомъ, но тогда эффектъ былъ совс?мъ иной. Черномазенькая барышня была, положимъ, безмозглая и злоязычная болтушка и не задумалась бухнуть, что графъ «дурачекъ», а я отлично зналъ, что онъ совс?мъ не дурачекъ, особливо для этакой сороки; но слова «первый мужъ» произнесены были самымъ обстоятельнымъ манеромъ; стало быть это не вранье. Я и слыхомъ не слыхалъ ни о какомъ первомъ муж? графини. Правда, съ какой стати началъ бы мн? графъ или она сама разсказывать всю подноготную; а все-таки… На этомъ «все-таки» я запнулся и чувствовалъ, что меня всего ломаетъ, точно въ лихорадк?. Я старался отдаться тому, что происходило на сцен?. Но пьеса задалась слезливая, тягучая; подогр?тое жаркое, наворованное изъ купеческихъ комедій Островскаго. Самая игра меня не т?шила и не трогала. У меня даже голова разбол?лась отъ жара, долгаго сид?нья и внутренней тревоги.

Графиня не досид?ла до конца спектакля и у?хала посл? большой пьесы. Поднявшись съ м?ста и над?вая б?лую мантилью, она еще разъ посмотр?ла на меня. Взгляды наши встр?тились, и я не могъ не зам?тить, что она улыбалась и точно говорила мн?: «неужели вы будете сид?ть до конца?»

Я посмотр?лъ на часы: было уже четверть дв?надцатаго. Я самъ ждалъ минуты, когда она двинется. Мн? захот?лось поскор?е очутиться около этой женщины и еще разъ уб?диться, какое впечатл?ніе производитъ она, когда въ васъ заброшено сомн?ніе въ ея… ну не знаю тамъ въ чемъ, но, словомъ, большое сомн?ніе. Только что начался водевилъ, я вышелъ изъ креселъ, разсчитывая, что прі?ду въ извощичъихъ ночныхъ пошевняхъ какъ разъ къ тому моменту, когда ея сіятельство будетъ наливать себ? чай и, бытъ можетъ, ждать управителя.

XXI.

Точь-в-точь, какъ въ первый разъ, когда я вступилъ въ графскую переднюю, вы?здной лакей доложилъ ын? сейчасъ-же:

— Графъ изволили по?хать въ клубъ-съ; а ея сіятельство просятъ васъ кушать чай въ угловую.

Я не поднялся въ антресолъ, а прямо, черезъ полутемную залу и полуосв?щенную гостиную, вошелъ въ знакомую мн? угловую. Еще на мягкомъ ковр? гостиной у меня екнуло что-то внутри, какъ только я заслышалъ легкій звукъ чашекъ. Въ камин? жаръ тл?лъ, какъ и въ первый мой «визитъ». Я также, какъ и тогда, остановился въ портьер? и также однимъ быстрымъ взглядомъ огляд?лъ графиню. Она сид?ла на диванчик?, передъ самоваромъ и, слегка наклонившись, заваривала чай. Св?тъ лампы подъ абажуромъ падалъ на ея плечи и грудь. Б?лизна ихъ еще р?зче, ч?мъ въ театр?, выд?лялась изъ лифа, и формы чуть зам?тно вздрагивали при каждомъ движеніи рук?. Л?вая рука была вся облита св?томъ, на этой рук?, у локтя, сид?ла ямочка и такая-же ямочка у самаго плеча, пониже ключицы.

«Femme a crime!» промелькнуло, у меня въ голов?, и тотчасъ же кто-то подсказалъ другую мысль: «на все, стало-быть, способна, только дерзай».

— Это вы, Николай Ивановичъ, окликнулъ меня все тотъ-же слегка дрожащій и какъ-бы утомленный голосъ.