Читаем Полжизни полностью

Я ничего и не отв?тилъ графин?; ограничился въ письм? къ графу общими заявленіями своей признательности за их ласковое гостепріимство. Чего мн? было торопиться? Я в?дь зналъ, что чрезъ три, много четыре м?сяца сд?лается по-моему. Такъ сказала она — стало, что-жь тутъ волноваться? На меня напало какое-то блаженное состояніе духа. Что бы я ни д?лалъ, я повторялъ фразу графини: «Все равно, рано или поздно — прорвется». Что прорвется — я не спрашивалъ; моя ли натура, какъ она писала, или та напряженность, которую я такъ грубо выказалъ въ Москв?. Прорвется, и конченное д?ло! Мной, моей натурой занималась она, а я, идя въ первый разъ въ угловую, боялся, что она скажелъ мн?, какъ управителю изъ вольноотпущенныхъ: «Какъ у васъ, братецъ, тамъ на хутор??» Она д?лаетъ мн? конфиденціальныя сообщенія, шутитъ со мною, понимаетъ меня, занимается мной, точно я не Николай Ивановичъ Гречухинъ, а особа изъ Бальзаковскаго романа.

Сладки эти минуты мужскаго упоенія! Устоять передъ ними нельзя никому: ниже Муцію Сцевол? или Катону, Робеспьеру или Сенъ-Жюсту; но что лучше: идти безъ рогатины на Мишку, или очертя голову на ласку такой женщины, какую я увидалъ, впервые, у камина — этотъ вопросъ р?шаютъ только глядя прямо въ глаза смерти, тамъ т?лесной, тутъ нравственной.

Однако ч?мъ ближе подходила весна, т?мъ угрюм?е становился я… Я точно чуялъ, что меня ждетъ въ сел? Сдободскомъ. Ужь не воображеніемъ только, а въ заправду прощался я съ одинокой, чистой жизнью хутора, съ моими см?шноватыми и честными порываніями, съ моей дикостью, упорствомъ, задоромъ и р?зкостью разночинца. Меня ждала высшая школа, о какой не мечталъ ни одинъ худородный сынъ магистратскаго секретаря.

XXIX.

Но прошло почти все л?то, а въ Слободское я еще не попадалъ. Графъ по возвращеніи изъ Москвы ?здилъ въ Петербургъ, прожилъ тамъ долго, писалъ мн? оттуда н?сколько разъ, и все о крестьянскомъ д?л?. Поел?днее письмо было довольно-таки язвительное. Онъ чувствовалъ себя обиженнымъ за дворянское сословіе, говоря, что представителемъ «онаго» пришлось отправляться восвояси «не солоно хл?бавши». Это вульгарное выраженіе стояло въ письм? его сіятельства. Онъ какъ-бы сбирался пуститься въ н?котораго рода оппозицію и «умыть руки», ожидая, «ч?мъ все это кончится». Меня письмо серьезно мучило. Я ждалъ чего-нибудь отъ графини, но она молчала. Докладывать ей письменно, что его сіятельство изволитъ черезчуръ огорчаться «за дворянское сословіе», я считалъ совершенно неблаговиднымъ, хотя она и объявила себя моей в?рной союзницей.

По хутору л?томъ скопилось больше д?ла, ч?мъ въ рабочую пору прошлаго года. Я ц?лые дни проводилъ въ пол? и загор?лъ, какъ головешка. У насъ безъ устали д?йствовали бутеноповскія молотилки и соломор?зки, с?ялки и в?ялки; но кругомъ, въ крестьянств?, все ждало, затаивъ дыханіе, и по лютости, съ какой иные пом?щики драли барщину, не трудно было вид?ть, что наступила посл?дняя минута рабовлад?льческаго приволья.

И я тоже притаилъ дыханіе. Весь хл?бъ былъ убранъ, ранніе пос?вы покончены, осень зарумянила л?съ, пришелъ управительскій досугъ. Незадолго до Покрова, въ большомъ и очень сладкомъ письм? графа, я нашелъ приглашеніе пожаловать къ нему въ Слободское — отдохнуть отъ тяжкихъ трудовъ «страднаго времени». Самъ же графъ не могъ, по нездоровью, прі?хать на хуторъ. Приписки не было; но я читалъ это словообильное письмо, точно его писала моя союзница.

На этотъ разъ я увезъ съ собой все свое добро: и книги, и ружье, и даже химическую посуду. Съ Капитономъ Ивановымъ и моей экономкой я расц?ловался и ничего не отв?тилъ на вопросъ Фелицаты:

— Когда прикажете ждать васъ, батюшка Миколай Иванычъ.

Седо Слабодское отъ хутора было всего въ ста съ небольшимъ верстахъ, но въ другой губерніи. ?халъ я въ тарантас? и на сдаточныхъ. Къ вечеру того же дня добрались мы до графской усадьбы. Памятны мн? эти высокіе, побур?вшіе хоромы, съ зеленой крышей и краснымъ бельведеромъ. Какъ теперь вижу ихъ, изъ-за пожелт?вшей гущи липовыхъ аллей сада, на фон? осенняго заката. И тогда у меня сильно забилось сердце, и теперь не могу совс?мъ совладать съ собою, переживая въ памяти, что случилось въ этихъ барскихъ хоромахъ.

Мн?, видно, на роду было написано — не заставать графа дома. И на этотъ разъ онъ отсутствовалъ. Тотъ же вы?здной лакей доложилъ мн?, что «его сіятельство нзаоънъм по?хать верхомъ на водяную мельницу, а ея сіятельство — вз боскетной».

Я сразу-то и не понялъ хорошенько, что это за штука «боскетная». Но такой я набрался см?лости, что попросилъ провести меня къ графин?. Весь я былъ грязный, н хотя въ передней меня немного обчистили щеткой и в?ничкомъ, но на лиц? и въ бород? сид?ло н?сколько фунтовъ пыли. На все это я вниманія не обратилъ.

Повели меня черезъ большую длинную столовую въ угловую тоже комнату, расписанную садомъ, съ «горкой» въ углу, покрытой всякими камешками и раковинами. Вотъ зд?сь-то и была «боскетная». Графъ поддерживалъ эту отд?лку александровскаго времени.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Битва за Рим
Битва за Рим

«Битва за Рим» – второй из цикла романов Колин Маккалоу «Владыки Рима», впервые опубликованный в 1991 году (под названием «The Grass Crown»).Последние десятилетия существования Римской республики. Далеко за ее пределами чеканный шаг легионов Рима колеблет устои великих государств и повергает во прах их еще недавно могущественных правителей. Но и в границах самой Республики неспокойно: внутренние раздоры и восстания грозят подорвать политическую стабильность. Стареющий и больной Гай Марий, прославленный покоритель Германии и Нумидии, с нетерпением ожидает предсказанного многие годы назад беспримерного в истории Рима седьмого консульского срока. Марий готов ступать по головам, ведь заполучить вожделенный приз возможно, лишь обойдя беспринципных честолюбцев и интриганов новой формации. Но долгожданный триумф грозит конфронтацией с новым и едва ли не самым опасным соперником – пылающим жаждой власти Луцием Корнелием Суллой, некогда правой рукой Гая Мария.

Валерий Владимирович Атамашкин , Колин Маккалоу , Феликс Дан

Проза / Историческая проза / Проза о войне / Попаданцы