Полжизни

Я былъ просто уничтоженъ. Тутъ ужь не было никакихъ чувственныхъ раздраженій. Разговоръ происходилъ не вечеромъ, а въ полдень, каминъ не топился, цв?ты не выглядывали изъ темнаго угла, не блистали предо мною благоухающія плечи… Предо мной вскрылась внезапно могучая женская натура, которую я оскорбилъ своимъ м?щанскимъ умничаньемъ и упорствомъ, своей лакейской недов?рчивостью. Такъ я показался самъ себя гадокъ и пошлъ въ эту минуту, что подб?жалъ къ графин?, схватилъ ее за руки, н?сколько разъ поц?ловалъ, какъ школьникъ, какъ преступникъ, какъ рабъ…

— Не гн?вайтесь, шептали мои уже побл?дн?вшія губы… Простите…

Не могу припомнить, какія были первыя слова, сказанный въ отв?тъ графиней; только черезъ н?сколько секундъ мы ужь очутились съ ней рядомъ на диван?, и моя рука продолжала держать ея руку.

Лицо ея, все такое же б?лое и св?тлое, гляд?ло на меня съ дов?ріемъ и ласкою. Глаза говорили, что нечего мн? просить прощенья, что меня понимаютъ лучше, ч?мъ я самъ себя разум?ю.

— О себ? я вамъ ничего не скажу, вымолвила мн? она тихо и вдумываясь, точно въ каждое слово. Обо мн? р?чь впереди. Мы в?дь съ вами увидимся л?томъ.

— Приказывайте, приказывайте, повторилъ я, хоть сейчасъ же…

— Н?тъ, перебила она меня, угадывая мою мысль, поживите на хутор? еще съ полголода, приготовьтесь хорошенько, изучите р?шительно все, что вамъ нужно для усп?ха великаго д?ла. Я — вашъ союзникъ. Только уговоръ лучше денегъ, — впередъ выставляться я не хочу.

Она встала, и аудіенція кончилась. Я вышелъ преисполненный радостью, упреками себ?, в?рой въ будущее, увлеченный въ самомъ заманчивомъ и опасномъ смысл? слова. Желая сохранить во всей св?жести впечатл?ніе этой короткой бес?ды, чудной по неожиданности и содержанію своему, я чуть не тайкомъ скрылся изъ Москвы.

Вечеромъ я на-скоро простился съ графомъ, сказалъ ему, что хочу добраться на вторую ночевку до хутора, и вы?халъ еще до-св?та, въ пять часовъ утра. Я бы долженъ былъ сходить проститься съ графиней, но я этого не сд?лалъ, собираясь тайно объясниться съ ней при свиданіи, а можетъ быть и написать ей объ этомъ. На мысли объ ней я заснулъ въ кибитк?, отъ?хавъ уже станцій пять отъ Б?локаменной. О граф? я ни разу и не вспомнилъ. Никакого опред?леннаго чувства не вызвала во мн? его личность за все мое житье на Садовой.

XXVII.

Хуторъ вдругъ сталъ для меня ссылочнымъ казематомъ. Въ первый же день, нанюхавшись угара (моя мордовская экономка угощала имъ черезъ день) и лежа со страшной головной болью, я дико осматривалъ бревенчатые углы моей избенки. Д?ло, то самое д?ло, на которое снарядила меня она, было тутъ, подъ бокомъ; но мн? точно не хот?лось готовиться одному безъ нея. Да и къ чему я могъ приготовиться? Мужицкую нужду я зналъ, зналъ хозяйство крестьянина, зналъ, что для него воля, безъ земельныхъ угодьевъ, все равно что кр?пость. Большему я не научился бы на хутор?. Толковать зря, безъ толку съ «православными» — только смущать ихъ, подставлять ихъ, пожалуй, подъ исправничьи палки; изучать пом?щиковъ-сос?дей въ этомъ же дух?—р?шительно не стоило: я вид?лъ на что способенъ майоръ Лессингъ и мягкостелющій Шутилинъ. Въ должностныя лица я не попаду; не придется мн? и бороться съ ними. Если я понялъ графиню, она, назначивъ меня «правой рукой» мужа, подчинитъ его моему вліянію. Онъ получитъ, быть можетъ, важное м?сто по крестьянскому д?лу. Его голосъ будетъ что-нибудъ да значитъ. И потомъ, у него три тысячи душъ, ихъ онъ можетъ обид?ть или щедро од?лить; стало, если сд?латься его правой рукой, — все поведу я.

Да, я такъ ее понялъ, и теперь остается ждать, когда она скажетъ: — «пожалуйста, начинайте д?йствовать». Но къ такой роли я былъ достаточно подготовленъ. Неужели она не зам?тила этого? Конечно не зам?тила, и виноватъ я самъ. Вм?сто того, чтобы споритъ съ ней о литератур?, я бы долженъ былъ разсказать ей: что я д?лалъ въ медв?жьемъ царств?, вошелъ ли я какъ сл?дуетъ въ мужицкую сермягу или н?тъ?

Графское хозяйство опостыл?ло мн?. Я велъ его какъ чиновникъ, но вовсе не какъ агромонъ. Спеціальныя книжки не привлекали меня, охота не т?шила, въ разговорахъ съ пріятелями изъ крестьянъ я былъ до крайности сдержанъ — боялся слишкомъ ихъ обрадовать, да и не над?ялся вполн? на то, что, кром? собственной души, они унесутъ что-нибудъ изъ барскаго добра. Т?ло мое жило на хутор?, но воображеніемъ, мыслъю, порывомъ я оставался на Садовой, въ угловой комнат?, около той, кто меня такъ побила силой, блескомъ, правдой, обаяніемъ своей личности. Женщина являласъ предо мной ежедневно, и ея мраморный обликъ привлекалъ къ себ? какъ н?что, почти невозможное на Руси, но т?мъ не мен?е живое, существующее.