Полжизни

Какой-то пьяненькій и точно юродивый господинъ, рябой, въ потертой плисовой поддевк? и въ очкахъ отвелъ меня въ сторонку, гд? была приготовлена закуска, и пропуская одну рюмочку за другой, сказалъ:

— Вы, я вижу, внов?. Не в?рьте имъ, это они — зря! Я у нихъ который годъ въ услуженіи, и во-о (онъ указалъ рукой) какое м?сто всякаго дрянца имъ пособиралъ въ деревняхъ. Они — господа расейскіе, только больше все по н?мецкимъ книжкамъ обучались.

Разсм?ялся я этой выходк?, такъ она м?тко очерчивала весь ихъ скитъ. Я даже выпилъ рюмку водки съ любителемъ спиртного въ поддевк?.

Возвращаясь домой, его сіятельство изволилъ разъяснить мн?: какіе-такіе есть въ Москв? славянофилы, при этомъ точно будто подсм?ивался намъ ними; но чувствовалось, что онъ ихъ побаивается и считаетъ гораздо покрасн?е, ч?мъ себя наприм?ръ. Онъ у нихъ прималчивалъ и выказывалъ такую напряженность въ лиц?, слушая мудрую бес?ду, что мн? его даже жалко стало.

Я только моталъ себ? на усъ и никакихъ зам?чаній не д?лалъ. Такъ же повелъ я себя и посл? «зас?данія» въ другомъ, уже западническомъ дом?, или правильн?е — салон?. Тутъ хозяина я не зам?тилъ, а орудовала вс?мъ хозяйка, узколицая, смуглая, худая, нестарая дама, изъяснявшаяся одинаково свободно и по-русски, и по-французски. Она точно предс?дательствовала въ какомъ-то комитет?; говорила со вс?мм присутствующими и словами, и глазами, и движеніями головы. Въ этотъ вечеръ вс?хъ занималъ прі?зжій изъ Петербурга модный чиновникъ, очень чопорный и напряженный, большой должно быть мастеръ докладывать; изъ его доклада значилось, что тамъ, наверху, «все уже р?шено». Много его не разспрашивали, что это «все»; но мужчины какъ будто были рады, не тому, что р?шено, а тому, что наконецъ ч?мъ-нибудь да это кончится.

Въ сторонк? я и тутъ выслушалъ, но уже не характеристику хозяевъ, а разговоръ двухъ старушекъ. Одна разсказывала все о митрополит?: какъ онъ утромъ того дня «чувствовалъ себя прекрасно, а за чаемъ скушалъ ц?лыхъ полъ-просфиры».

Западническій домъ показалъ мн? то же, что и славянофильскій; но меня это ни мало не смутило. И тамъ, и тутъ, вс? уже помирились съ фактомъ, и даже взапуски гонялись другъ съ другомъ, чтобы отличиться своей гуманностью и гражданской доблестью.

Графъ и на этотъ разъ не добился отъ меня никакихъ разсужденій. Я, кажется, ввелъ его этимъ самъ въ недоум?ніе. В?роятно онъ сообщилъ его жен?.

Наканун? отъ?зда моего, графиня сама пригласила меня къ себ? «въ гости», какъ она выразилась. Я ея не видалъ почти ц?лую нед?лю. Мн? и об?дать не привелось дома. Я у?зжалъ за разными закупками «въ городъ» и об?далъ гд?-нибудь въ трактир?, а то такъ просто «въ сундучномъ ряду» кое-ч?мъ: мозгами, ветчинкой или пирожками съ капустой и малиновымъ вареньемъ. Не скажу, чтобы я нам?ренно изб?галъ графини, но я пользовался всякимъ случаемъ пораньше уходить со двора. Мн? не хот?лось пров?рять своихъ впечатл?ній. «Какова бы ни была эта барыня — мн? съ ней не д?тей крестить,» — вотъ что я тогда р?шилъ, ограждая не то свое самолюбіе, не то свою душевную свободу; можетъ быть, и то, и другое.

Графиня не стала мн? пенять моей дикостью. Она приняла меня съ такимъ д?ловымъ выраженіемъ лица, что я тотчасъ же подумалъ:

«Ну, р?чь пойдетъ о хутор?».

XXVI.

Но я ошибся.

— Николай Иванычъ, начала она, слегка наморщивая брови, ваши симпатіи по крестьянскому д?лу я знаю. Вы не фразеръ, и я охотно вамъ в?рю.

Я поклонился.

— Графъ вамъ читалъ свои записки. Вы знаете теперь къ чему онъ расположенъ; но по-вашему этого мало — не такъ-ли?

Я опять молча кивнулъ головой.

— Вотъ вамъ — д?ло по душ?. Графъ богатый пом?щикъ… Разум?ется, сд?лается такъ, какъ хотятъ тамъ. (И она подняла руку вверхъ); но лучше, чтобы и зд?сь д?лалось по-вашему…

— Но что-жь я могу, графиня, перебилъ я.

— Выслушайте меня. Если вы д?йствительно хотите служить вашей иде? — я постараюсь поставить васъ въ такое положеніе, гд? вы будете правой рукой графа и благод?телемъ вс?хъ его крестьянъ. Угодно вамъ?

Я раскрылъ широко глаза.

— Что-жь вы на меня такъ смотрите? съ улыбкой окликнула она.

— Не знаю, что вамъ сказать, отозвался я съ гадкой усм?шечкой; это такъ заманчиво, графиня, и такъ см?ло…

Я запнулся.

— Полноте, продолжала она, что это вы все какъ-то увертываетесь, Николай Иванычъ. Четыре нед?ли вы прожили у насъ, и до сихъ поръ не хотите стать со мною на равную ногу. Это право… обидно… за eacsl

Графиня какъ будто покрасн?ла; но краска не выступила на щекахъ; потому я узналъ, что она красн?ть не ум?етъ.

— Помилуйте, графиня, началъ-было я…

Но она, не слушала меня, встала, прошлась по комнат? и, ни къ кому не обращаясь, говорила:

— Для умнаго челов?ка съ характеромъ все равно какая вн?шность у женщины: графиня она, или простая мужичка. Если то, что она говоритъ и предлагаетъ — хорошо, надо брать безъ всякихъ заднихъ мыслей; иначе это мелкое самолюбіе: какъ см?етъ, дескать, русская барыня разд?лять наши идеалы!

Все это было выговорено не гн?вно, даже не запальчиво, но сильно, не то съ грустью, не то съ упрекомъ. Голосъ остался тотъ же, и ни одинъ нервъ въ лиц? не дрогнулъ.