Полжизни

— Потому, отв?тилъ я съ невольнымъ раздраженіемъ, что вы ум?ли себя сдерживать, часто больше моего, а теперь вы себ? не принадлежите; потому что тогда вы не любили, а теперь вы любите; потому что Наташа была ребенокъ, а теперь она — женщина.

— Дочерью вы меня не напугаете!..

— Ваше равнодушіе къ ней не оправданіе. Такъ откажитесь отъ всякихъ правъ на нее; это будетъ по крайней м?р?, посл?довательно!

— Оставьте меня! крикнула графиня и поднялась со скамьи; я вамъ разъ высказалась, больше передъ вами не лгу, чего же вамъ еще отъ меня надобно!..

XIII.

— Ау! мама! ау! визгливо раздался голосъ Коли.

— Графиня, вы зд?сь? доносился голосъ Р?зваго.

— Зд?сь, зд?сь! откликнулась графиня и выб?жала на дорожку, Я вышелъ за нею. Подошли «пріятели» (я такъ ихъ началъ звать), и одинъ изъ нихъ, кажется Р?звый, поднесъ графин? букетъ…

— Сами нарвали, говорилъ онъ запыхавшись, пробрались въ темныя трущобы…

— И къ Doney, разум?ется, заводили Колю? спросила весело графиня.

— Н?тъ, мама.

— Лгать дурно, мой дружокъ.

«Лгать дурно» повторилъ я про себя и чуть не расхохотался.

— Онъ правду говоритъ, вм?шался Р?звый, мы не заходили въ кафе, клянусь вамъ, графиня!

— Беже мой, какъ торжественно, Леонидъ Петрович; идемте домой; а то зд?еь на насъ пожалуй нападутъ какіе-нибудь birbanti.

— Съ такимъ-то эскортомъ, подхватилъ Р?звый ие предложилъ руку графин?. Коля не захот?лъ идти рядомъ со мною и поб?жалъ впередъ.

О чемъ бес?довала пара, я р?шительно не слыхалъ. Мн? сд?лалось какъ-то «все равно». Чувство жалости не забралось въ меня такъ, какъ два дня назадъ. Я еще не могъ жал?тъ постоянно ту женщину, которую привыкъ считать полновластной госпожой вс?хъ своихъ словъ, думъ, желаній и д?йствій. Только чистый и кроткій образъ Наташи всплывалъ все св?тл?е и св?тл?е, поднимаясь изъ омута, на дн? котораго я очутился въ город? Флоренціи…

Я такъ задумался, что меня точно разбудилъ голосъ Р?зваго у самой р?шетки Villino Ruffi.

— Николай Иванычъ, графиня васъ проситъ откушать чаю.

Онъ стоялъ по ту сторону р?шетки, а графиня уже подходила къ крыльцу.

— Выпью чашечку, выговорилъ я, улыбаясь добр?йшему Леониду Петровичу.

Онъ мн? представился какимъ-то имянинникомъ. Для него дымъ идетъ коромысломъ, но онъ ни въ чемъ не виноватъ, и даже не знаетъ, чего стоитъ торжество, подносимое ему.

Р?звый поддерживалъ меня подъ руку, когда мы поднимались по л?стниц?, и ввелъ въ салонъ, осв?щенный лампой изъ античной бронзы. Я прис?лъ на круглый диванъ съ вазой посредин?, а онъ сталъ поправлять себ? волосы передъ зеркаломъ.

— Вы обратили вниманіе на эту комнату? спросилъ онъ меня, обернувшись въ мою сторону.

— А что?

— Очень оригинально отд?лана, въ эртрусскомъ вкус?: взгляните-ка на плафонъ и полъ.

Я въ первый разъ зам?тилъ, что плафонъ разд?ленъ поперочнымя балками на три части, что каждое отд?леніе расписано черными фигурами по красно-желтому фону, а полъ весь изъ деревянной мозаики, и что вся мебель въ салон?—bouton d’or. При ламп?, съ зеленью въ углахъ, комната им?ла въ себ? что-то горячее и страстное. Мн?-вспомнилась зимняя голубая комната на Садовой… Предо мной въ эту минуту стоялъ герой желтаго салона. Онъ былъ, надо правду сказать, куда поприглядн?й того долговязаго управителя, который сразу качалъ говорить чуть не грубости аристократя? въ красной кацавейк?.

Грумъ и Марія завозились около чайнаго стола. Марія и при «господахъ», какъ у насъ говорятъ, не теряла своей неугомонности. Она раза три подмигнула Р?звому и, не обращая на меня вниманія (должно быть за запонки), начала шептаться съ нимъ.

Я не желалъ любопытствовать и удалился на балконъ; но и туда пронзительный шепотъ Маріи черезчуръ явственно долеталъ.

— II signor conte, р?зала она воздухъ… la giu!

«То-есть, внизу» перевелъ я себ?.

Что сказалъ ей Р?звый — нельзя было разслышать. Онъ по-итальянски изъяснялся больше существительными. Вотъ раздался ихъ общій см?хъ: стало быть, они другъ друга поняли.

Коля проб?жалъ по гостиной, выглянулъ на балконъ, и сейчасъ же ретировался, разгляд?въ меня въ углу.

— Domani? спросила Марія и зашум?ла чашками.

Опять они разсм?ялись; Леонидъ Петровичъ вторилъ ей съ особымъ добродушіемъ, и мн? съ балкона видно было, какъ она передъ нимъ извивается. Руки ходили, точно в?тряная мельница, станъ перегибался, точно лоза какая въ осенній сиверокъ.

Картина выходила забавная. Возмущаться было бы слишкомъ «по книжк?», какъ когда-то говаривала графиня Варвара Борисовна. В?дь надо же было Леониду Петровичу хоть разъ въ жизни отпраздновать свои именины! А разв? онъ виноватъ, что для другихъ это — поминки?

Вотъ вошла графиня. Ея фигура въ очень легкомъ плать? и съ полуоткрытой грудью точно озарила всю эту огненную комнату. Всякій художникъ вскричалъ бы: «матрона!»

Можетъ быть и Р?звый сд?лалъ ей то же прив?тствіе. Она подошла къ столу и, глядя на Марію, что-то сказала по-итальянски.

Вс? трое разсм?ялись, посл? чего «наперсница тайнъ» подб?жала къ балкону и крикнула мн? горломъ:

— II te!

XIV.