Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

Федор Осипович выступил против увеличения «дворовых служб», особенно за счет бесполезных, ненужных, «несходственных» с сельским бытом, «служащих излишеству, роскоши, самомнению», поскольку это часто разрывало семьи, разрушало традиционный производственный способ жизни на селе, способствовало его запустению. К тому же всевозможные «волосочесы», «каретники», «золотари», «златошвеи» и прочие «одним городам, а не сельскому быту свойственные люди», на обучение которых, по мнению оратора, бездарно тратились помещичьи средства, — люди эти развращались и изнеживались, что было дурным примером для других. Они также не могли быть настоящими воинами, защитниками отечества («воин из среди (т. е. среды. — Примеч. ред.) селян преимущественнее воина всякаго другаго состояния»). Все это наносило большой вред уже обществу в целом. Вспоминая римлян и карфагенян, Туманский высказывал такое убеждение: «…народ, в земледелии упражняющийся, всегда в храбрости и силе превосходит народы, торговлей питающиеся». Что касается обучения крепостных «рукоделиям», то среди последних нужно отдавать предпочтение исключительно таким, которые должны «сообразоваться пользе сельскаго общаго хазяйства, ибо тамо хлеба не родится, где кто в поле не трудится»[843].

Проблема земледелия и торговли, села и города как олицетворений этих видов деятельности категорически прозвучала также в короткой формулировке еще одной причины экономического упадка — «торговля есть дело городов». Ошибочной и ничем не обоснованной с экономической точки зрения называл Федор Осипович привычку крестьян отвозить в город свои запасы, поскольку занятие не своим делом, неоправданные потери времени, истощение скота, затраты на прокорм в пути наносили значительный ущерб хозяйству и часто, возвращаясь домой, такие горе-торговцы вынуждены были покупать хлеб, вместо того чтобы работать над производством собственного. Оратор не слишком пространно высказался по этому поводу, поскольку, как он сам отметил, такие случаи еще не имели широкого распространения. При этом он не уставал повторять негативные оценки влияния города на быт и нравственность крестьян, особенно пригородных жителей, в других своих сочинениях[844]. Но здесь его позиция не была уникальной. Еще в 1760‐е годы большинство членов «Комиссии о коммерции» при обсуждении проблемы увидели в крестьянской торговле угрозу общественному благу из‐за возможного упадка земледелия и пристрастия крестьян-торговцев к городскому образу жизни[845]. Подобный взгляд был присущ в то время и другим просветителям, в частности А. Н. Радищеву[846].

Успешной организации экономии, по мнению Туманского, мешали также два порока — «привязанность к старине и охота к новизне». Позиционируя себя в первой половине речи сторонником патриархальности, традиции, он, разумеется, осознавал, что «не все то хорошо, что делали прадеды», и при обсуждении шестой причины одинаково поставил под сомнение и нежелание менять «образ своего хозяйства», и бездумное новаторство. Так же как и А. Т. Болотов, не все новое считавший прогрессивным и как явную нелепость воспринимавший, например, некритическое перенесение на российскую почву иностранных видов и сортов растений, чужеземную практику обработки полевых культур, Федор Осипович акцентировал внимание на необходимости не только помнить о достижениях предков, но и прибегать к опытам, обязательно учитывая особенности климата, свойства земли, которые «должно уважить и исследовать». Тот же, кто буквально, не глядя на местные особенности, выполняет рекомендации ВЭО, должен понимать: человек может только помочь «произведению естества удобрением, охранением», но «никогда правил естества не преоборет. По насту грибов не берут»[847].

Экономические успехи крестьян — не менее важный предмет заботы Туманского. Причем среди причин, которые им мешают, оратор назвал только две, да и те непосредственно относились к компетенции помещиков (долженствующих различными способами заботиться о благосостоянии индивидуального крестьянского хозяйства), — разделение многолюдных семей и обмен землей или сдача ее в аренду за часть урожая. Как и большинство вотчинников XVIII века, Туманский хорошо понимал слабость малых семей и считал, что «порядочные хозяева должны пещись, чтобы семейство селянина было всегда многолюдно». Помещик не должен обольщаться возможными призрачными прибылями от нового хозяина, а обязан всегда помнить истину: «Аще и царство разделится, вскоре разорится»[848]. Подобная мысль звучала и во многих инструкциях XVIII — первой половины XIX века. В художественной литературе этого периода также встречается одобрительное отношение к состоятельным большим семьям. Можно вспомнить хотя бы своеобразное противопоставление тургеневских Хоря и Калиныча в «Записках охотника».

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука