На страницах «Великой реформы» в ряде статей также рассматривались проекты, записки, инструкции, принадлежавшие сторонникам различных подходов к решению проблемы улучшения быта крестьян, обновления отношений между ними и их владельцами. Но левобережное панство упоминалось здесь крайне редко. Кроме названной В. Н. Бочкаревым[880]
записки А. П. Заблоцкого-Десятовского 1841 года «О крепостном состоянии в России», традиционно включаемой в перечень текстов по истории экономической мысли Украины, наибольший интерес представляет упоминание М. В. Довнар-Запольским о трактате «крепостника» Д. П. Трощинского «Правила, порядок и бухгалтерия в хозяйстве», составленном, правда, для его владений в Правобережной Украине. К сожалению, как выше говорилось, мне не повезло обнаружить этот документ. Историком же он представлен довольно лаконично. К тому же трудно сказать, какова доля участия самогó «украинского министра» в написании текста «Правил», т. е. был ли в действительности сам Трощинский их автором[881]. Обширная переписка (318 писем) этого вельможи с петербургским другом, Л. И. Голенищевым-Кутузовым, относящаяся к последнему периоду проживания Дмитрия Прокофьевича в Малороссии (1820–1826), дает повод в этом сомневаться. Письма не содержат ни одного серьезного намека на интерес к хозяйственным делам. Только для того, чтобы разогнать «грусть и скуку», он вынужден «разгуливать по здешним окрестностям, купаться в прекрасной реке Псёл, объезжать хутора, осматривать полевыя работы и, словом, зделаться настоящим деревенским жителем». В то же время постоянно подчеркивается собственная недостаточная осведомленность в этой сфере. «Длинные и однообразные» рассказы дворян-посетителей «о домашних делах, о хозяйственных занятиях, о неурожае хлеба, травы и проч., и проч.» вельможа выслушивал, чтобы не обидеть своих собеседников[882].Среди сюжетов, где задействованы выходцы из Левобережья, наиболее часто упоминаемыми в исторической литературе в контексте крестьянского вопроса, вероятно, можно считать те, что касаются «проектов» А. А. Безбородко и С. М. Кочубея. Они непосредственно связываются с правительственными инициативами, что, думаю, и обеспечило им широкий историографический оборот. «Записка князя Безбородки о потребностях империи Российской, 1799 года» была в 1881 году опубликована в большом биографическом труде Н. И. Григоровича[883]
, коротко ее вспомнил В. И. Семевский, который, кстати, предположил, что именно под влиянием канцлера Павел I не поддержал инициативу Сената ввести в Малороссии продажу крестьян без земли[884]. В советской историографии «Записка» оценивалась как содержащая резкую критику павловского режима. Инициатором этого политического проекта, называемого также «Запиской для составления законов Российских», считали В. П. Кочубея, который будто бы обратился в 1798 году к дяде по просьбе будущего царя Александра I[885]. Правда, причастность В. П. Кочубея к политическому «завещанию» его родственника ставится под сомнение некоторыми историками[886].Современные русисты, оценивая данную «Записку» как важнейший памятник общественно-политической мысли рубежа XVIII–XIX веков, более сдержанны в отношении ее оппозиционности режиму Павла I[887]
. В «законопроекте» нашлось определенное место и крестьянскому вопросу. Князь Безбородко здесь, наверное, как когда-то Я. П. Козельский, также скорее ориентировался на малороссийские примеры, поскольку фактически повторил очень знакомые вещи: ограничение повинностей, запрет продажи крестьян без земли, наделение их правом на движимое имущество, на владение денежными капиталами, закрепление за землей, а не за лицом помещика, переселение на новые места лишь с согласия подданных. По-другому звучала только проблема дворовых: «Хотя нельзя избежать, чтоб не употреблять крестьян в дворовую службу, но и тут бы надобно, чтоб или они возвращались на пашню, или других посылали на работу, или же становились вольными и имели право при новой ревизии избирать себе службу или состояние по манифесту Екатерины II, 17-го марта 1775 года. Сим образуется прямая вольность поселян»[888].Оценивая роль данной «Записки» в целом, А. Б. Каменский назвал ее не чем иным, как кратким конспектом последних законопроектов Екатерины II, одновременно выполнившим роль мостика между двумя эпохами[889]
.