Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

Дворянство Черниговской губернии не отставало от своих товарищей. А. М. Маркович одним из первых представил картину дворянской благотворительности в этом крае. Например, по завещанию С. А. Лашкевича 1829 года проценты с 200 тысяч рублей, внесенных в Приказ общественного призрения, направлялись на содержание воспитанников из бедных дворянских семей в пансионах университетов и гимназий. Каждый из таких воспитанников по окончании обучения получал единовременную выплату в размере средств, потраченных на него в течение года. О. С. Судиенко в 1834 году 180 тысяч рублей пожертвовал на пансионы при Черниговской и Полтавской гимназиях. Капитан артиллерии А. Д. Старосельский в 1835 году завещал проценты со стотысячного капитала, внесенного в Санкт-Петербургский Попечительский совет, на воспитание в одном из ближайших кадетских корпусов детей бедных дворян Мглинского уезда. В случае же, если там не будет желающих или нуждающихся, этим могли воспользоваться дворянские дети из других уездов Черниговской губернии. Данные средства по решению министра внутренних дел направлялись в ведомство Петровского кадетского корпуса, где и учились черниговцы. А по повелению императора эти пансионеры должны были называться Старосельскими, что и обозначалось на их кроватях[921]. И такие примеры были не единичны. Думаю, отношение левобережного дворянства в то время к проблемам образования также довольно хорошо характеризуется стремлением предпринять как корпоративное дело установку памятника И. И. Халанскому, многолетнему директору училища, впоследствии гимназии, в Новгороде-Северском[922].

Очевидно, необходимость заботы о судьбе детей бедных своих собратьев осознавалась дворянским сообществом, значительную часть которого составляло мелкопоместное и чиновное панство. Без коллективных усилий, ходатайств здесь нельзя было обойтись[923]. В поддержке особенно нуждались дворянки, чьи возможности значительно ухудшались после смерти мужей[924]. Часто с потерей хозяина, кормильца, дворянская семья, едва сводя концы с концами, не могла самостоятельно предоставить детям образования и воспитания, достойных их статуса. В такой ситуации можно было рассчитывать только на корпоративную солидарность. Докладные записки, прошения и различные документы иного характера представляют, с одной стороны, достаточно драматическую картину борьбы женщин за образование своих детей, а с другой — подтверждение готовности дворянских лидеров отстаивать интересы тех, кто нуждался в помощи[925].

Иногда желание соответствовать представлениям об общественных обязанностях шло вразрез с собственными материальными интересами — как в случае с Л. П. Руденко. Этот кременчугский маршал, «движимый к усердию, к благу общему», в 1809 году сделал попытку учредить при уездном училище дворянский пансион для двенадцати учеников. На такое, преимущественно для сирот, заведение он был готов пожертвовать капитал в 40 тысяч рублей и за свой счет построить для пансиона помещение стоимостью 10 тысяч рублей. Маршал нашел горячую поддержку со стороны губернатора и генерал-губернатора. И только прошение его в целом щедрой жены к министру внутренних дел А. Б. Куракину с пояснениями о еще не погашенной полностью сумме за унаследованное с долгами имение остановило благотворительные намерения[926].

Стремление подражать крупным благотворителям в поддержке образовательных проектов приводило и к длинным, многолетним разбирательствам между различными родственниками. Так было в случае с завещанием Г. С. Тарновского, пожелавшего по примеру Демидовых передать доходы от собственного имущества на учреждение и поддержку «на вечные времена» медицинского факультета при Киевском университете, против чего возражали племянники завещателя, заявив свои права на часть наследства владельца Кибинцев[927].

Меньше внимания И. Ф. Павловский уделил дворянской опеке над «убогими», связывая это дело с инициативой местных чиновников, в частности малороссийского генерал-губернатора А. Б. Куракина, стимулировавшего в соответствии с государственным законодательством создание в крае системы приказов общественного призрения.

Согласно «Учреждению о губерниях» 1775 года в каждой губернии открывались приказы, которым поручалось создание сиротских домов, больниц, «шпиталей» для нищих, увечных, престарелых, приютов для психически больных, нетрудоспособных. Приказы существовали до введения «Положения о Земских учреждениях», но, как отметил один из первых историков этой проблемы — В. Ильинский, результаты их деятельности были очень незначительны из‐за забюрократизированности, отстраненности от общества, недостаточного количества людей, относившихся к работе в благотворительных учреждениях ответственно и не воспринимавших ее как второстепенную и обременительную[928].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука