Дворянство Черниговской губернии не отставало от своих товарищей. А. М. Маркович одним из первых представил картину дворянской благотворительности в этом крае. Например, по завещанию С. А. Лашкевича 1829 года проценты с 200 тысяч рублей, внесенных в Приказ общественного призрения, направлялись на содержание воспитанников из бедных дворянских семей в пансионах университетов и гимназий. Каждый из таких воспитанников по окончании обучения получал единовременную выплату в размере средств, потраченных на него в течение года. О. С. Судиенко в 1834 году 180 тысяч рублей пожертвовал на пансионы при Черниговской и Полтавской гимназиях. Капитан артиллерии А. Д. Старосельский в 1835 году завещал проценты со стотысячного капитала, внесенного в Санкт-Петербургский Попечительский совет, на воспитание в одном из ближайших кадетских корпусов детей бедных дворян Мглинского уезда. В случае же, если там не будет желающих или нуждающихся, этим могли воспользоваться дворянские дети из других уездов Черниговской губернии. Данные средства по решению министра внутренних дел направлялись в ведомство Петровского кадетского корпуса, где и учились черниговцы. А по повелению императора эти пансионеры должны были называться Старосельскими, что и обозначалось на их кроватях[921]
. И такие примеры были не единичны. Думаю, отношение левобережного дворянства в то время к проблемам образования также довольно хорошо характеризуется стремлением предпринять как корпоративное дело установку памятника И. И. Халанскому, многолетнему директору училища, впоследствии гимназии, в Новгороде-Северском[922].Очевидно, необходимость заботы о судьбе детей бедных своих собратьев осознавалась дворянским сообществом, значительную часть которого составляло мелкопоместное и чиновное панство. Без коллективных усилий, ходатайств здесь нельзя было обойтись[923]
. В поддержке особенно нуждались дворянки, чьи возможности значительно ухудшались после смерти мужей[924]. Часто с потерей хозяина, кормильца, дворянская семья, едва сводя концы с концами, не могла самостоятельно предоставить детям образования и воспитания, достойных их статуса. В такой ситуации можно было рассчитывать только на корпоративную солидарность. Докладные записки, прошения и различные документы иного характера представляют, с одной стороны, достаточно драматическую картину борьбы женщин за образование своих детей, а с другой — подтверждение готовности дворянских лидеров отстаивать интересы тех, кто нуждался в помощи[925].Иногда желание соответствовать представлениям об общественных обязанностях шло вразрез с собственными материальными интересами — как в случае с Л. П. Руденко. Этот кременчугский маршал, «движимый к усердию, к благу общему», в 1809 году сделал попытку учредить при уездном училище дворянский пансион для двенадцати учеников. На такое, преимущественно для сирот, заведение он был готов пожертвовать капитал в 40 тысяч рублей и за свой счет построить для пансиона помещение стоимостью 10 тысяч рублей. Маршал нашел горячую поддержку со стороны губернатора и генерал-губернатора. И только прошение его в целом щедрой жены к министру внутренних дел А. Б. Куракину с пояснениями о еще не погашенной полностью сумме за унаследованное с долгами имение остановило благотворительные намерения[926]
.Стремление подражать крупным благотворителям в поддержке образовательных проектов приводило и к длинным, многолетним разбирательствам между различными родственниками. Так было в случае с завещанием Г. С. Тарновского, пожелавшего по примеру Демидовых передать доходы от собственного имущества на учреждение и поддержку «на вечные времена» медицинского факультета при Киевском университете, против чего возражали племянники завещателя, заявив свои права на часть наследства владельца Кибинцев[927]
.Меньше внимания И. Ф. Павловский уделил дворянской опеке над «убогими», связывая это дело с инициативой местных чиновников, в частности малороссийского генерал-губернатора А. Б. Куракина, стимулировавшего в соответствии с государственным законодательством создание в крае системы приказов общественного призрения.
Согласно «Учреждению о губерниях» 1775 года в каждой губернии открывались приказы, которым поручалось создание сиротских домов, больниц, «шпиталей» для нищих, увечных, престарелых, приютов для психически больных, нетрудоспособных. Приказы существовали до введения «Положения о Земских учреждениях», но, как отметил один из первых историков этой проблемы — В. Ильинский, результаты их деятельности были очень незначительны из‐за забюрократизированности, отстраненности от общества, недостаточного количества людей, относившихся к работе в благотворительных учреждениях ответственно и не воспринимавших ее как второстепенную и обременительную[928]
.