«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

В 1820 году в «Русских анекдотах военных, гражданских и исторических», издававшихся С. Н. Глинкой, был помещен очерк под названием «Человеколюбие», героем которого стал В. Г. Полетика. Неизвестный автор писал о нем: «Имя попечителя богоугодных заведений в Ромне и других, по сей части присоединенных к оному городах оправдывает он делами своими… не щадя во многих случаях ни издержек, ни трудов». В очерке, где с подробностями описаны мероприятия Василия Григорьевича по обустройству главной больницы и английского сада при ней, представлен образ человека, чей гражданский подвиг должен служить «наставлением в человеколюбии и благотворении»^[952].

Заботившийся «и о душевном утешении» своих подопечных, Полетика выразил желание построить на вверенной ему территории церковь Воскресения Христова^[953], что и сделали на сэкономленные средства, к которым было добавлено еще 10 тысяч рублей. Церковь также была обеспечена «сосудами священнослужения, утварью, ризницею, книгами и всем необходимым». Весь комплекс отделяла от городской улицы красивая решетчатая ограда, поставленная на каменный цоколь^[954]. Словом, все было сделано так, чтобы жители этих учреждений чувствовали себя удобно и могли забыть о своей телесной и душевной скорби^[955].

Подвижничество Полетики неоднократно вызывало восхищение и положительные оценки современников, отдававших должное его «просвещению, нежным чувствам… сердца и расположению к человечеству»^[956]. И, хотя в 1839 году ему пришлось оправдываться перед комиссией, проверявшей Приказ общественного призрения Полтавской губернии, заслуги Василия Григорьевича неоднократно отмечало и правительство^[957]. Вполне понятно, что и благосклонность начальства, и награды, и чины необходимы для ощущения значимости собственных усилий. И все же главным для Полетики была благодарность «сограждан», тех, кому он помогал. Ведущие мотивы служения людям и родине, которой каждый «обязан… всем драгоценнейшим для человека, нравственностью своих деяний и любовию к добродетели», были связаны у него с устойчивым убеждением, что все должны работать для общего блага, поскольку «богатый или бедный, сильный или слабый, но всякий праздный гражданин вреден»^[958].

В этом плане особый интерес представляет понимание Полетикой проблемы взаимосвязи добродетели, богатства и благородства. Он считал, что бедный, так же как и богатый, может быть добродетельным. Обращаясь к пожилым людям в день открытия богоугодных заведений, он говорил: «В летописях мира, в преданиях просвещенных народов, в лестнейшем для меня сожитии с вами я нахожу вас людьми благонравными и человеколюбивыми». Вероятно, это можно воспринимать как риторическую фигуру, но частота упоминания нравственных категорий в связи с нищими и пожилыми дает основание предположить, что дело не только в риторике.

В своем завещании, написанном вскоре после смерти любимой жены в декабре 1821 года, а также в письме-завещании к старшему сыну Василий Григорьевич просил сделать ему «самое простое и удаленное от пышности погребение. Все же то, что могло быть издержано на такое, раздать тогда же бедным и нищим, как ближним моим». В жизни он был врагом «роскоши и пышности» и считал, что только «дела ведут… к вечному блаженству и бессмертию»^[959]. Именно дела, а не имя определяют «прямое благородство человека», которое «состоит в том, чтоб, служа отечеству достоинствами, познаниями и деяниями своими, быть полезным ему и людям»^[960]. Так писал в письмах к Черниговскому и Полтавскому дворянским собраниям семидесятилетний Василий Григорьевич. Идеалом же его был скорее не часто упоминаемый Б. Хмельницкий, а Говард, великий гуманист и филантроп.

Вряд ли стоит говорить, что позиция Полетики, несмотря на всю его неординарность, не была исключительной. Еще А. М. Лазаревский заметил его влияние на А. М. Марковича. Цитируя отрывки из речей последнего, произнесенных, вероятно, при вступлении на выборные должности глуховского уездного судьи (1820) и глуховского же предводителя дворянства (1826), историк подчеркнул, что подобные обращения тогда не были новостью в Малороссии: «Такие речи были произносимы гораздо раньше (в 1803, 1805, 1809 гг.) …В. Г. Полетикою. …Несомненно, что Марковичу речи Полетики были известны»^[961]. К слову, отец историка, М. И. Лазаревский, который вполне мог знать Полетику, в своих воспоминаниях тоже упомянул эти «достойные внимания» речи^[962].