Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

Завещание Марковича, написанное в 1857 году, также близко по духу к завещанию Полетики. И здесь большое внимание было уделено обязанностям в отношении крестьян, звучало требование при управлении имениями основываться на «человеколюбивых правилах», сохранять введенные Александром Михайловичем «установления» — платить за крестьян налоги, не уменьшать размеров содержания «служителям», награждать за хорошее поведение и «похвальные чувства». Надеялся он и на поддержку потомками его благотворительных дел — таких, как содержание в селах Сварково и Перервинцы сельских школ, певцов церковного хора, фельдшеров, оказание всяческой помощи своим и чужим больным беднякам, выдача годового жалованья священникам и т. п. А. М. Лазаревский отмечал, что сельская школа в Сваркове содержалась на таком уровне, что туда отдавали своих детей даже местные бедные дворяне[963]. Кстати, Маркович не прекратил ее финансировать «во всем на прежних основаниях» и после реформы 1861 года, которая уже снимала с дворянства, как писал известный экономист и публицист В. П. Безобразов, «последние условия его служилого (выделено автором цитаты. — Т. Л.) характера — этого ярма, наложенного на него, вместе с другими классами общества, суровыми историческими обстоятельствами государственной необходимости»[964].

А. М. Маркович просил наследников особенно внимательно отнестись к больнице для больных сифилисом и другими острыми заболеваниями. Основанная в Сваркове еще дедом — Я. А. Марковичем, известным мемуаристом, она и в дальнейшем поддерживалась бабкой Александра Михайловича и его родителями. А тот больницу значительно расширил, увеличил количество коек, выплачивал жалованье фельдшеру и врачу, время от времени осматривавшему здесь больных. Сюда принимали бесплатно всех, независимо от того, из какой губернии они приходили. А. М. Маркович не просто осознавал необходимость продолжать семейную традицию, но и понимал важное значение таких заведений для общества, что и высказал в своем завещании: «Это простое заведение… так полезно и так немного стоит, что грешно его пренебречь или уничтожить. Всегда более ста больших страдальцев и с тяжкими язвами в продолжение года в нем приняты бывают и, как из больничных списков видно, почти всегда исцеляются». Правда, все заслуги благотворитель скромно приписывал помощи Божией и угодника Николая Мирликийского, их сельского покровителя[965].

Хотя историки и представляют Александра Михайловича как фигуру в своих благотворительных устремлениях неординарную, но, очевидно, сам он так не считал. Значительная часть благотворителей были, по его мнению, просто мало известны из‐за своей скромности. Поэтому в опубликованной в 1838 году «Исторической и статистической записке о дворянском сословии и дворянских имуществах Черниговской губернии» он не только привел целый ряд примеров коллективной и индивидуальной дворянской благотворительности, но и объяснил увеличение народонаселения барских имений между VII и VIII ревизиями именно теми «попечительными мерами о сохранении народного здравия и улучшении быта крестьян», к которым прибегали «многие помещики». Так, они «в особо для того устроенных помещениях доставляют все нужныя врачебныя средства, для которых содержат домашния аптеки, подлекарей, фельдшеров и оспопрививателей, или платят вольнопрактикующим врачам за приезд в положенные сроки»[966].

Привел историк дворянства и другие примеры заботы о подданных, в частности внесение дворянами капиталов в различные кредитные учреждения, с тем чтобы на проценты с этих капиталов ежегодно выплачивались за крестьян государственные налоги. Так, В. А. Лашкевич внес 43 тысячи рублей, У. М. Селиванова — 25 тысяч, С. А. Лашкевич — 100 тысяч. Последний также завещал потомкам продолжать сохранять запас в 10 тысяч пудов хлеба для «заимообразного пособия нуждающимся поселянам», при построенной им церкви основать богадельню на двенадцать человек нуждающихся и ежегодно выдавать на нее 500 рублей[967].

Правда, не все формы благодеяний одобрялись А. М. Марковичем. «Предосудительным и нехорошим делом»[968] называл он такую барскую забаву, как крепостной театр. В своих «Смесях, или Записках ежедневных» в 1809 году Александр Михайлович, тогда еще молодой человек, именно такой оценкой закончил сообщение о смерти адъютанта фельдмаршала А. М. Голицына, крупного помещика Новозыбковского уезда Д. И. Ширая и о его театральной труппе в имении Спиридонова Буда. Положительные отзывы об этом театре распространились благодаря «Путешествию в Малороссию» князя П. И. Шаликова, которое не только было напечатано в 1803 году, но и, очевидно, бытовало в списках[969]. Хотя оно и воспринимается историками как «карикатурный образчик сентиментализма»[970], но в данном случае важно, что именно здесь были с восторгом описаны оперные и балетные спектакли в имении Ширая и оценено мастерство двухсот актеров как соответствующее столичному уровню[971].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука