Театральные труппы и оркестры — возможно, не такие большие и высококлассные — имели и другие малороссийские помещики. Например, большой хор в это же время был у «известного хлебосола», Д. П. Селецкого[972]
, а у В. В. Кочубея в селе Ярославец — оркестр. В 1812–1819 годах творческую активность проявлял оркестр помещика Козелецкого уезда, полковника А. М. Будлянского. Генерал-майор Гудович в своем имении Ивайтёнки, около Почепа, долгое время содержал оркестр из шестнадцати музыкантов. Хорошо известна была труппа Г. С. Тарновского в знаменитой Качановке[973]. Согласно данным по каждому уезду Полтавской губернии, собранным по инициативе И. Ф. Тимковского и по приказу генерал-губернатора, в 1804 году в губернии было семнадцать вокальных и инструментальных капелл крепостных музыкантов, принадлежавших не только помещикам, но и помещицам: в Хорольском уезде — четыре, в Кобелякском — три, в Гадячском и Прилукском — по две, в Полтавском, Переяславском, Миргородском, Роменском, Золотоношском и Лубенском — по одной[974].О трагедии крепостных актеров сказано и написано много, на противоречия, порождавшиеся этим явлением, выше уже обращалось внимание. Понятно, что положение талантливых, образованных зависимых людей и их близких было довольно уязвимым, особенно после смерти собственника-театрала, как произошло, например, с певцами и музыкантами А. М. Будлянского, которые «разбрелись в разные места»[975]
. Судьба одного из них, Григория Кириченко, стала предметом спора между новой владелицей, графиней Е. С. Владиславичевой-Рагузинской, которая свой долг видела в том, чтобы вернуть музыкантов с семьями и «устроить, к благу их же всех, постоянное жительство на одном месте», в селе Серебряное Прилукского уезда[976], и П. Г. Галаганом. К делу подключился Прилукский нижний земский суд, обращалась графиня и к правительству. Но вступить во владение своими людьми, очевидно, было непросто. За это время Кириченко успел «определиться доброхотно» шинкарем в трактир в одном из сел Галагана и наделать долгов, которые постепенно накапливались, что и давало повод не отпускать музыканта, пока не расплатится. Как видно, расплатиться было сложно, поскольку переписка по данному вопросу продолжалась в течение 1828–1839 годов.И все же, говоря о судьбе таких музыкантов, актеров, надо учитывать, что тогда не только у панства, но и у местного общества в целом было не много возможностей получить «культурный продукт» иначе, чем за счет талантов крепостных. В то время, когда менялись эстетические вкусы, когда народных песен, полковой музыки или церковных песнопений было уже недостаточно, когда появлялся спрос на итальянскую оперу и балет, лишь дворянство могло себе позволить тратить деньги на подготовку и содержание крепостных актеров, чей талант находил поклонников не только среди элиты. Например, при Полтавском театре был свой оркестр из двадцати трех человек, крепостных состоятельного помещика Прилукского уезда Полтавщины — Раковича. Оркестр был на жалованье у дирекции театра. Многие из музыкантов имели семьи, жившие в деревне. После смерти владельца наследники оставили их без содержания. Узнав об этом, Н. Г. Репнин «принял меры к обеспечению их положения»[977]
.Оркестр и хоровую капеллу А. М. Будлянского постоянно приглашали в Киев, на так называемые контракты. Хор владельца Качановки с удовольствием слушали все, кто ее посещал, в том числе и М. И. Глинка, который, видимо, не случайно сделал это имение своеобразным «центром своих операций». Кстати, во время одной из них этот капельмейстер придворной певческой капеллы и открыл талант С. С. Гулак-Артемовского. Именно в Качановку Глинка свозил способных мальчиков, найденных им в Украине (причем никто никогда не ставил это в вину основоположнику русской классической музыки). Здесь они «упражнялись в пении» и пели вместе с хором хозяина, а также с церковным хором, что тешило и самолюбие владельца имения[978]
. Лишь со временем уже обученное музыке дворянство для проведения благотворительных акций начнет «составлять» оркестры «благородных любителей»[979].