Но, пожалуй, не только это подталкивало состоятельных ценителей прекрасного к серьезным тратам. Здесь стоит снова вспомнить Г. А. Полетику, который считал необходимым учить мальчиков, несмотря на сопротивление их родителей, — учить, чтобы в каждой из его деревень были хорошо подготовленные мастера. Очевидно, последствия такого «насилия» позволили В. Г. Полетике в начале XIX века констатировать, что помещики, «обучая людей своих, имеют у себя искусных кузнецов, плотников, столяров, сапожников и портных»[980]
. Так они понимали свой помещичий долг. Очевидно и то, что Д. И. Ширай, в целом не слишком богатый помещик (600 душ крепостных), проявляя заботу о своих актерах (которые, по мнению А. М. Марковича, «играли хорошо, одевались богато, были воспитаны все, особливо актрисы были ловки, знали искусства, играли, пели, говорили на иностранных языках»), строя «прекрасные дома в деревне» и завод в 30 тысяч рублей[981], также видел в этом свой долг. И не важно, что кто-то, подобно П. И. Шаликову, восхищался этим «любимцем фортуны» и считал его благодетелем, который как отец заботится о своих подданных[982], а кто-то осуждал — за то, что забрал из семей столько детей, довел до разврата более ста девушек, разорил несколько благородных семейств. Впрочем, единственным оправданием для Ширая в глазах Марковича было то, что перед смертью владелец отпустил на свободу своих актеров и актрис, подарив им всю наличность, которая была дома, на сумму 20 тысяч рублей[983].Кстати, тратя много средств на обучение около трети своих крепостных художественным упражнениям, на театральные принадлежности, владелец Спиридоновой Буды, в отличие от С. М. Кочубея, не уменьшил своих доходов. Возможно, он был более рачительным хозяином или экономнее тратил прибыли и полковничью пенсию. Но, вероятно, объединяло этих двух полтавских помещиков не одно лишь стремление жить на широкую ногу. И на «блистательные собрания» в Буде, и на привычку С. М. Кочубея «никогда не садиться обедать иначе, как в кругу гостей не менее тридцати человек»[984]
, можно посмотреть не только как на стремление к пышности и роскоши, но и с точки зрения поддержки бедных дворян, что также соответствовало пониманию обязанностей, в том числе и предводителя дворянства. Ведь на такие рауты сходились, как правило, ближайшие соседи, для определенной части которых то была возможность не только статусной, но и материальной поддержки[985].В подтверждение этой мысли и для характеристики взаимоотношений дворянства приведу, возможно, несколько длинную, но важную в данном случае выдержку из письма Д. П. Трощинского. В доверительной манере своего письменного общения с Л. И. Голенищевым-Кутузовым он, описывая большой храмовый праздник Архангела Михаила 16 ноября 1821 года, рассказывал:
…просил разделить со мною хлеб-соль всех живущих у меня в деревне дворян, не разбирая ни пола, ни возраста, ни состояния их, — надобно вам сказать, что в Кибинцах обитает несколько помещиков, кои как-то <…> меня дичились и прежде никогда у меня не бывали, теперь, однако ж, зделали мне честь, не отказались от моего приглашения и которых с их семействами собралось душ с 20. К ним присоединились несколько фамилий из соседних деревень и из ближняго города, так что стол мой вмещал в себя 60 особ. Вы можете поверить, Дражайший Друг, что, ежели бы случилось мне угощать и первых Государственных чиновников, я бы не ухаживал за ними столько, сколько за своею кибинскою братьею мелкою шляхтою. Между ними один только дом, за которым считается 50 душ крестьян, прочие имеют от 30, и <…> даже до 5 душ. Я желал им всячески показать равенство в нашем состоянии и тем, кажется, снискал их приязнь. Пито было довольно, и, к несчастью (автор был уже не слишком крепкого здоровья, и врачи запретили ему увлекаться спиртным. —
Несмотря на ухудшение самочувствия, хозяин праздника радовался, что его «любезные <…> соседи, кажется, были довольны»[986]
.