Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

М. И. Лазаревский, желая передать детям все, что знал о «благословенной Малой России», указывал «на малороссийское или невнимание к извлечению доходов из своих поместий, ставившее старинных панов в невозможность иметь в запасе копейку, или прямое пренебрежение к расширению дедизных своих вотчин», объясняя это равнодушием к случайному приобретению «смежных имуществ». Исключение составляли лишь те, кто «от собственных трудов имел недвижимую собственность»[1005]. В дневниковых заметках за 1820 год, ради исторической истины описывая всех помещиков-соседей, Л. И. Дудицкий-Лишень относительно богатейшей в Мглинском уезде семьи Гудовичей, у представителей которой, конечно, был разный «хватательный рефлекс», неоднократно замечал: «приобретений к отцовому имению не делал», «приобретений к отцовскому имению мало сделал» и т. п.[1006] В. Г. Полетика, в отличие от своего отца, практически не занимался покупкой земель. За всю жизнь он приобрел только хутор Школовский в Роменском уезде — 234 десятины земли без крестьян. А у его жены вообще не было ни родовых, ни «благоприобретенных» имений[1007].

Екатерина Лазаревская, детально изучая экономии мелкого дворянства, относительно его требовательности пришла к выводу, «что хозяева не умели в нужной степени эксплуатировать своих крестьян и потому имели с них меньшую пользу, чем могли бы иметь»[1008]. Подобные характеристики встречаются и в известных воспоминаниях екатеринославского помещика Д. Т. Гнедина, где он писал о душевладельцах-запорожцах екатерининских и павловских времен, что те «ничем не стесняли своих крестьян; крестьяне занимали земли, которые могли обработать, барщины почти никакой не было».

Такие помещики жили довольно просто, в небольших деревянных домах на три-четыре комнаты, носили простую традиционную одежду, просто питались, еду готовила сама хозяйка[1009]. В «Топографическом описании Малороссийской Полтавской губернии, из 15 поветов состоящей», составленном по заданию ВЭО и завершенном 30 апреля 1806 года в Полтаве[1010], а позже напечатанном в отрывках в «Полтавских губернских ведомостях», также помещено немало подобных свидетельств о начале XIX века, например:

Богатейшие из жителей сей губернии, а особливо дворяне, очень в редких местах имеют каменные, по большей же части рубленные из бревен, деревянные, хорошей архитектуры домы, от осьми до четырех покоев, посредственные же — от четырех до двух[1011].

В. Г. Полетика в «Описании г. Ромна и его повета» 1807 года дал подобную картину:

По деревням господские дворы деревянные, из которых уже многие в нынешнее время построены во вкусе новейшей архитектуры, с красивым наружным видом, огорожены же решеткою и забором. Во внутреннем содержании их приметны не столько пышность и великолепие, сколько порядок, чистота и опрятность. Приятно бывать здесь в самых простых, но веселых домиках, содержимых так[1012].

Простота ощущалась и в отношениях с низшими по статусу: даже живущие в городе дворяне «каждому встречающемуся с приподнятием шапки наклоняются довольно низко и самыми простолюдинами, чернью здесь именующимися, не пренебрегают, но со всякою охотою с ними разговор и дела производят»[1013].

Однако все изменилось с последующим поколением[1014], которое уже «понимало, что они владельцы душ, была заведена барщина, хлебопашество, строились новые дома, появилась прислуга», а также «крестьяне стали во враждебные отношения с помещиками»[1015]. Но если констатирующий это екатеринославский мемуарист не слишком благосклонно относился к перестройке отношений, то М. И. Лазаревский с удовольствием подмечал «в новейшее время» благотворные изменения в помещичьем деле, связывая их с распространением образования: «…все идет к лучшему, прежних безпечностей и нерадений о своих пользах встречаем реже»[1016].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука