К тому же, не понимая всего разнообразия взаимоотношений, трудно разобраться, с каким человеческим материалом приходилось иметь дело той активной части дворянства, которая, осознанно или нет, несла на своих плечах бремя ответственности за социально-экономическую «модернизацию» общества. Сложность, противоречивость, рискованность этой «миссии» определялась не только имманентными причинами и обстоятельствами, но и такими важными социально-психологическими факторами, как смена поколений, образов жизни и деятельности самогó дворянского сословия. Нужно также отметить, что в историографии Новой истории Украины даже не поставлена такая важная проблема, как внутрисословная конфликтность. Это касается не только дворянства, но и других слоев и социальных групп, которые в украинской новистике предстают слишком консолидированными сообществами — «украинское дворянство», «украинское крестьянство» и др. Разница в материальном положении, существовавшая внутри них, конечно, не отрицалась. Но это почему-то не переносилось на сознание, образ жизни, модели поведения, реакции на различные обстоятельства и т. п. Отношения внутри сословий и социальных групп обозначались исследователями только через, так сказать, внешние конфликты. В то же время надо иметь в виду, что внутрисословные противоречия, сколь бы ни были обусловлены именно «внутренними» обстоятельствами, очень редко носили гомогенный характер. Как правило, в орбиту крестьянских взаимоотношений втягивалось дворянство, а крестьянство и другие социальные группы становились действующими лицами конфликтов между господами. Не претендуя, по разным причинам, на полноту картины, приведу для иллюстрации лишь несколько примеров.
Дворяне не только помогали друг другу, о чем уже говорилось. Обычные человеческие отношения — старые обиды, «давние истории», буйный характер, хозяйственные споры, неупорядоченные поземельные отношения, связанные с чересполосицей, «наезды» своих крестьян на чужих и т. д. — могли стать причиной дворянских ссор и недоразумений[1029]
. Но когда историки пишут о расширении старшинско-шляхетских владений путем захвата крестьянско-казацких земель, то от их внимания почему-то ускользает, что это часто происходило за счет мелкопоместных панов-соседей[1030].Поскольку не только элита, но и другие категории малороссийского общества активно подключали к семейным делам различные инстанции, эти проблемы и связанные с ними иногда длительные тяжбы становились «достоянием гласности» и, к счастью историков, оседали в ведомственных архивах. Благодаря этому и можно узнать, скажем, как долго Федор Дудицкий-Лишень не мог добиться судебного решения по поводу избиения его брата Ивана их же двоюродным братом Григорием[1031]
. Частная переписка, предания, воспоминания — также довольно питательный материал касательно панских распрей, участниками и жертвами которых часто становились крепостные, государственные крестьяне и казаки. А. М. Лазаревский, рисуя в своих воспоминаниях мрачные эпизоды из жизни и быта дворян-соседей, описывал внутрисемейные конфликты, следствием которых была потеря собственности одной из сторон или в конечном итоге всей семьей. Среди этих героев встречается, например, А. А. Кандыба, который «ради богатства сжег постройки своего брата», за что и получил прозвище Палий. А осуществить поджог он приказал своему крепостному, которого осудили на ссылку в Сибирь[1032].Задействованы крестьяне были и в споре о пределах владений, разгоревшемся между А. С. Сулимой и Иваном и Федором Покорскими-Жоравко. Дело началось в 1802 году и тянулось больше двух десятилетий, что было вполне нормально для судебной практики Малороссии до 1830‐х годов. Здесь было и строительство различных сооружений на границе владений то одной, то другой стороной, и разрушение их, и «жестокие истязания, побои и увечья» людям, и судебные тяжбы, в которые включились впоследствии уже потомки Сулимы. Между тем Покорские-Жоравко продолжали рубить спорный лес, строить стекольный завод. Конечно, во всех этих «разборках» активное участие принимали зависимые крестьяне[1033]
.Вообще лесные владения, при неразмежеванности земель Левобережья, — отдельная тема для разговора. Здесь проблема становилась еще более запутанной. Ведь нередко трудно было разобраться, в частном или общественном владении либо пользовании находился в тот или иной момент тот или иной лесной участок. Неслучайно в делопроизводственных бумагах различных инстанций, в фамильных собраниях так много документов, касающихся именно «лесных» дел. И почти все они тянулись годами и десятилетиями. С 1761 года и до начала XIX века (во всяком случае, в деле, на которое я здесь обращаю внимание, фигурировал 1807 год, а завершилось ли оно тогда — неизвестно) продолжалась тяжба за лес между Андреем Полетикой и Михаилом Галецким, которую разбирал земский Стародубский суд. В ней были задействованы также и староста Галецкого, и пятьдесят его крестьян, осуществлявших незаконную вырубку леса[1034]
.