Конфликты возникали не только между помещиками и их крепостными. Довольно часто это могло случаться и из‐за столкновения поземельных интересов в условиях неразмежевания владений дворян, казенных крестьян и казаков. В том случае, когда суд принимал решение в пользу дворянина-землевладельца, следствием могло быть сопротивление государственных крестьян, его соседей. Так произошло, например, в 1801 году в селениях Бобович и Вышков после принятия судебных решений различного уровня по спорному участку земли в пользу полковницы Новицкой с ее соистцами, среди которых были не только дворяне. Недовольные таким поворотом дела, государственные крестьяне совершили «наезд» с целью захвата земли, из‐за чего произошли грабеж и убийство двух дворян, двух мещан и одного казака, за что лидеры нападения были осуждены «в вечную работу», 57 других — к наказанию плетьми, с обязательством предоставить подписку об отказе от «ослушаний» начальства и от драк, а общины обоих селений — к денежной компенсации за убитых и избитых. С этого началось «мирное» противостояние между властью и крестьянами, проявившееся в отказе последних предоставить подписку, в побегах из-под стражи, в неоказании помощи чиновникам для розыска и задержания беглецов и, в конце концов, в скрывательстве всего населения Бобовичей в полях и лесах в течение нескольких дней. Черниговский губернатор И. В. Френсдорф и другие чиновники никак не могли довести судебные решения до исполнения, были в отчаянии и просили поддержки у управляющего гражданской частью двух малороссийских губерний — С. К. Вязмитинова[1042]
.Не стоит думать, что такие поземельные дела всегда решались в пользу дворян. Так, нижний земский суд Зеньковского уезда, как видно из рапорта тому же Френсдорфу от 1801 года, удовлетворил жалобу казаков селения Шнигиреевка, М. Вецько и Ф. Симонченко, на неправомерное завладение их землями поручиком Дубягой[1043]
. Также в пользу казака села Машковка Стародубского уезда, И. Дятлова, было решено дело о нападении на его дом, избиении родственников и присвоении свиней помещиком В. Тришатным[1044]. Казаки тоже прибегали к нападениям с целью «присвоения», в результате чего страдали помещичьи подданные, как это случилось в 1824 году, когда были избиты крестьяне полковника П. Бакуринского, пытавшиеся защитить собственность своего господина[1045]. В свою очередь, и казаки не были полностью ограждены от подобных действий со стороны помещичьих подданных. В частности, Е. Е. Галаган в 1822 году вынуждена была разбирать конфликт, произошедший из‐за нападения писаря ее Гнилицкой экономии, Костенко, и пьяных конюхов на казаков и ее же крестьянина Сиренко. По расследовании этого избиения и грабежа она приказала «удовлетворить в полной мере козаков и Сиренка как отдачею сена, так и волов»[1046].Желание воспринимать крестьянско-дворянские взаимоотношения только под углом «классовой борьбы» исключало также фактор случайности в конфликтах, их криминальную составляющую[1047]
, когда это касалось преступлений крестьян, совершения определенных действий под влиянием алкоголя. Дело 1849 года о волнениях крепостных в имении помещика Нежинского уезда Е. И. Крушковского, думаю, относится именно к таким. Жалоба крепостных на своего господина, поданная в земский суд, — о «ежедневном употреблении их в экономическую работу» — была инспирирована одним из крестьян, который перед тем украл у помещика 80 рублей серебром и хотел избежать наказания. Правда, истцы почти сразу забрали жалобу и «без малейшего <…> возражения возвратились в свою отчину». В ходе расследования о помещичьих злоупотреблениях, которое все равно было неизбежно, выяснились не только обстоятельства появления жалобы, но и совершенно иной характер господского принуждения. Уездный предводитель дворянства, по должности обязанный следить за помещичье-крестьянскими отношениями, предупреждать и пресекать злоупотребления, обнаружил, что Крушковский «никогда не был даже взыскательным владельцем и не подавал крестьянам своим ни малейших причин к негодованию каким-либо притеснением или отягощением»[1048].