Конфликты не исключались даже тогда, когда был точно известен владелец леса, ведь право силы действовало всегда. Крестьяне Ф. П. Лашкевича также «истребляли и разоряли» лес неизвестного просителя, который в 1806 году обращался за помощью к предводителю дворянства Роменского уезда В. Г. Полетике. Причем для этого оскорбленного драматизм ситуации заключался не только в том, что деревья вырубались в течение 1802–1806 годов, но и в реакции владельца тех крестьян — он мало того что не хотел наказать своих подданных, так еще и предлагал старому и слабому собрату по классу: «Поймай или скажи, кто именно твой лес рубит и сенокос выбивает». Дворянин-бедняга же, для которого этот лес был одним из основных источников дохода, имел в собственности лишь двух крепостных, которые никак не могли «бывающих при рубке… леса по тридцать и более душ» поймать без угрозы для своей жизни и здоровья[1035]
.Когда крестьяне проявляли инициативу, защищая интересы своего владельца, — они также вполне могли рассчитывать на поддержку. Так действовала и М. И. Гоголь-Яновская, мать выдающегося писателя, когда ее люди забрали бочку с водкой у крестьянина коллежского секретаря Надержинского. В своем объяснении приставу 3-й заставы Полтавского уезда И. И. Кеслеру она подробно, со знанием законов выразила отказ отправить своих крестьян к нему, поскольку те выполняли свой долг, защищая дворянское право на монопольное шинкование в собственном имении, нарушенное чужим крестьянином по приказу его барина[1036]
.Непросто было привлечь к ответственности и крестьян из числа принадлежавших Павлу и Петру Галаганам. В мае 1825 года эти крестьяне оскорбили жену дворянина — прапорщика И. П. Магеровского, напугали его малолетнего сына и «разломали насильственным образом около огорода плетень». Под предлогом, что Борзенский нижний земский суд сначала должен был решить, по гражданскому или по уголовному делу предстоит отвечать крестьянам, с указанием на необходимость составить точный перечень участников дела, со ссылками на законы и манифесты о сроке давности Галаганы не просто не спешили выполнять судебное предписание и направлять крестьян в суд, но и предлагали отказать Магеровскому в иске, «не затрудняя и себя, и крестьян напрасными от хозяйственных их работ отвлечениями». Во всяком случае, к лету 1826 года дело не было завершено[1037]
. Судя по повторным требованиям Прилукского и Борзенского нижних земских судов, не спешили Галаганы отправлять туда и других правонарушителей «для спросу по уголовному делу» — например, крестьянина Касияна Литвина за кражу денег у приказчика Супруна, служившего у помещика Милорадовича[1038]. Долговременными были и дела о нападениях крестьян одного помещика на имения или на крестьян другого[1039].Если дворянское поместье по тем или иным причинам переходило под опеку, особенно из‐за задолженности, владельцы иногда разворачивали против опекунов или тех, кому передавались «заемные письма», широкую кампанию, лейтмотивом которой становилась «тяжелая судьба крестьян под чужим управлением». Помещица Сосницкого уезда Черниговской губернии, Софья Заборжинская-Комарова, оказалась именно в такой ситуации, точнее — сама была одним из главных ее творцов, в результате чего появилось довольно объемное дело (226 листов), датированное 1847–1848 годами.
Однако история началась ранее, с того момента, когда имение путем передачи долговых расписок этой дамы перешло в 1842 году к помещикам отцу и сыну Ярошевицким. Помещица обвиняла их в злоупотреблениях в отношении ее крестьян, требуя отстранения от управления экономией. Жалобы и докладные записки подавались в разные инстанции, до министра внутренних дел включительно. Регулярные описания несчастной судьбы крестьян становились поводом для реакции властей, наблюдений, многочисленных опросов, свидетельств крестьян и крестьянок, объяснений, проверок положения крестьян не только данного имения, но и собственно Ярошевицких. В результате выяснилось, что чрезмерных повинностей они не требовали, работами не обременяли, крестьяне платили только государственные налоги, им помогали в неурожайные 1842, 1845, 1846 годы, за рубку дров и работу на стекольном заводе платили деньги, за другие работы в экономии платили от 50 до 70 копеек ассигнациями в день и т. д. Также «многие из крестьян строятся экономическими средствами избы» (т. е. строят избы за счет помещичьей экономии), в селе на средства Ярошевицких создана больница на 25 коек с бесплатным лечением и т. п. И все же губернский прокурор и губернское правление приняли решение о передаче под опеку не только имения Заборжинской-Комаровой, но и Ярошевицких[1040]
. И вновь — докладные, прошения, объяснения, которые подавались еще и в 1851 году[1041].