«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

Кроме государства и организованных структур общественного управления, в России помощью нищим занимались также заведения частной благотворительности, в том числе созданное в 1797 году «Ведомство учреждений Императрицы Марии» и «Императорское Человеколюбивое Общество»^[929], утвержденное рескриптом Александра I от 16 мая 1802 года под названием «Благодетельного общества»^[930]. Все это, с одной стороны, свидетельствовало об изменениях в отношении к нищенствованию, которое уже воспринималось как язва общества и требовало организованной «борьбы», с другой — вероятно, становилось примером для начальников губерний, которые, в свою очередь, пытались поставить это дело во вверенных им регионах. В любом случае, именно в начале XIX века, при управлении Малороссией А. Б. Куракина, нищим было запрещено ходить и просить милостыню, сидеть на многолюдных улицах губернской Полтавы, их подбирали и отводили в обустроенный на семьдесят человек приют, открытый в 1805 году. Начальник края стимулировал также Городскую думу и персонально городского голову собирать средства, в храмах делать пожертвования на благотворительные цели, «эксплоатировал во имя общественнаго блага» способных на это дворян^[931].

И, хотя на Левобережье, в отличие от других регионов^[932], благотворительность в первой половине XIX века не получила устойчивых организационных форм, все же можно говорить не только об инициативе отдельных лиц, но и о своеобразном движении, опиравшемся в том числе на традиции. Например, давней формой поддержки панством и зажиточными хозяевами Малороссии нуждающихся были обеды, устраиваемые в определенный день года для «сирых и убогих», когда сама хозяйка угощала и подносила водку. Как писала на основе собственных наблюдений известный этнограф П. Я. Литвинова-Бартош, этот обычай держался до ликвидации крепостного права^[933]. Один из знатоков истории и быта Малороссии, В. В. Тарновский, вообще считал характерной чертой малороссов «безвозвратную благотворительность», которая «особенно является изумительною во время бедствий неурожая», когда «толпы несчастных, не имевших никаких средств пропитания, переходя из деревни в деревню и нигде не находя работы, везде находили милосердие», поскольку «малороссиянин не может понять, как не разделить с просящим хлеб, который у него лежит на столе, хотя бы он был последний».

Тарновский, образованный хозяин, к традиционным формам благотворительности относил также «обширную систему займов», всегда поражавшую его в Малороссии. По этому поводу он писал:

Всякий богатый земледелец дает там взаймы бедному деньги, хлеб, корм для скота. Очень часто случается, что дается хлеб в самый дорогой год, а потом отдается после урожая, когда он в десять раз дешевле, и это делается не по особенной какой дружбе, а по общему взаимному доброжелательству. За деньги очень недавно стали брать проценты. По коренному народному обычаю и деньги, и хлеб даются без процентов.

А дальше Василий Васильевич задавал вопрос, на который сам же и отвечал:

Но чем же бедный платит богатому за такия пожертвования, дарственныя и заемныя? Он платит ему услугою, работою, также неопределенною и произвольною^[934].

К новым добровольным формам благотворительности можно отнести, например, и представления, устраиваемые в пользу бедных. Причем к таким акциям в 40‐х — начале 50‐х годов XIX века, скажем, в Полтаве приобщалось все больше не только участников, но и желающих сделать пожертвования. Так, после четырех спектаклей, среди которых, кстати, была и любимая здесь опера-водевиль по пьесе «незабвенного» И. П. Котляревского «Наталка Полтавка», в конце января — начале февраля 1850 года было собрано, не считая расходов на постановки, 867 рублей серебром в пользу Александровского детского приюта и 350 рублей серебром для бедных^[935]. А в 1852 году подобные мероприятия уже принесли солидные сборы: 750 рублей серебром для детского приюта и 750 же — для прочих богоугодных дел^[936].

Одним из тех, кто с готовностью откликался на просьбы, предложения, ревностно и добросовестно занимался делами, руководствуясь при этом «любовью к отечеству», был В. Г. Полетика, которого почему-то в связи с благотворительностью не упомянул даже И. Ф. Павловский. Заботы А. Б. Куракина о «насаждении» школ нашли энергичную поддержку со стороны Василия Григорьевича. Уже в декабре 1802 года он призвал дворян Роменского уезда откликнуться на предложение генерал-губернатора и стать учредителями училища — «школы отечества», поскольку был убежден, что «невежды не бывают никогда благополучными. Они не умеют различать добра и зла — не умеют любить перваго — гнушаться последним; чистота нравов, доброта души чужды им. И когда кажется, что нам предоставлено ныне зажечь факел просвещения и разогнать в отечестве нашем последнюю тьму невежества, то почтем сие, Сограждане, долгом для нас священнейшим»^[937].