«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

Можно довериться и сказанному самим Кочубеем. На следствии 1826 года он говорил: «В 1817 году по высочайшему повелению, объявленному мне секретно генерал-губернатором, имел я препоручение составить правила для свободного состояния помещичьих крестьян. Сим занимался я более году, после чего правила сии были представлены покойному государю»^[1074]. Итак, если такое поручение действительно давалось, то не во время посещения императором дома Кочубея 14 сентября 1817 года. Очевидно, взяться за перо в данном случае заставили и долговые обязательства (а также попытки обезопасить сына от проблем с кредиторами), и стремление, чтобы «зачатое добро не было подвержено кратковременности жизни человеческой и не кончилось бы со мной», т. е. с автором цитируемых строк, и желание «показать явственный пример моим сочленам»^[1075].

Прежде чем обратиться к содержанию проектов Кочубея, остановлюсь на одном важном обстоятельстве — на задолженности их автора, ставшей притчей во языцех^[1076]. Именно с этим историки связывают «беспощадную эксплуатацию труда крестьян» в кочубеевских владениях. Неуплату Семеном Михайловичем якобы даже процентов по кредитам и пользование-де притом доходами от имений исследователи легко объясняют родственными и дружескими связями с высокопоставленными чиновниками^[1077].

По этому поводу замечу, что, во-первых, основанием для подобных утверждений является исключительно свидетельство одного из кредиторов, который, разумеется, имел личные резоны. Вероятно, зная позицию генерал-губернатора по помещичье-крестьянским отношениям, по злоупотреблениям дворян своей властью, кредитор М. В. Могилянский положение крепостных Кочубея, якобы нищенское, относил именно к таким сильным аргументам, должным оказать решающее влияние. Доверие историков только к одному источнику — ведущим мотивом создания которого было вполне понятное стремление отдельного кредитора, несмотря ни на что, через аукцион, вернуть свои деньги — исключало возможность услышать контраргументы и объяснения самого должника. К тому же, как известно, до передачи имений под опеку дела у Кочубея не доходили.

Во-вторых, залог имений осложнял жизнь помещика, но выжимание соков из крестьян с этим прямо не связано — скорее наоборот. Именно такой жесткий подход к управлению, возможно, позволил бы быстрее рассчитываться с долгами. В-третьих, довольно часто наследник получал уже обремененные долгами имения и вместе с собственностью приходили и дополнительные хлопоты. Выше уже приводился случай с кременчугским маршалом Л. П. Руденко. Н. Г. Репнин в письме к Николаю I от 31 июля 1831 года также вспоминал, что его жена получила от родителей наследство с долгом в 2 миллиона 800 тысяч рублей^[1078]. И это были не единичные примеры. Писал об имении, заложенном отцом в Черниговском приказе общественного призрения и у частного кредитора, и владелец села Нивное Л. И. Дудицкий-Лишень^[1079]. Д. П. Трощинский, распоряжаясь в завещании своими огромными владениями, не только четко определял долю каждого из наследников, но и приказывал племянникам «принять и исправно и неукоснительно уплачивать» его не такие уж и малые долги — 300 тысяч рублей^[1080].

Кредитование к тому же было характерно не только для первой половины XIX века, что подтверждается многочисленными разнообразными источниками XVIII столетия — от заемных расписок, частной корреспонденции, дневников до судебных дел. Например, в личной переписке Г. А. Полетики неоднократно встречаются записи о заимствовании денег, а в дневнике С. И. Лашкевича — о предоставлении «по дружбе» займов в 100, 500, 1000 рублей разным лицам, в том числе и тому же Полетике^[1081]. В научной литературе также отмечалось, что в XVIII веке «из всех форм „внеземледельческих“ занятий дворян ростовщичество стояло на первом месте, опережая подряды, винокурение, торговлю и промышленное предпринимательство». Н. И. Павленко считал, что во внутрисословные кредитные операции было втянуто довольно значительное количество дворян^[1082]. Правда, во всяком случае относительно малороссийского дворянства, вряд ли можно признать справедливыми выводы о предназначении ростовщических капиталов исключительно для удовлетворения жизненных потребностей. Подтолкнуть к заимствованиям могли и различные внешние обстоятельства, в том числе стихийные бедствия, неурожаи. Тем более оборотный капитал был необходим предприимчивым людям.