Поэтому, если говорить о массовом росте задолженности помещиков в первой половине XIX века, следует рассматривать это скорее не как показатель разорения и неумелого хозяйствования, а как проявление все более активного втягивания в новую экономическую ситуацию, повышения экономической активности, стремления к рационализации. Таких помещиков, как считал В. А. Голобуцкий, было немало[1096]
. Более того, находились и те, кто, понимая сущность хозяйственных проблем Малороссии, составляли проекты создания акционерного «общественного капитала» для развития этого щедро наделенного природой края. В 1930 году П. Г. Клепацкий опубликовал найденную им среди бумаг В. П. Кочубея в Диканьском архиве записку об учреждении «Торгового Малороссийского Общества или Компании», где неизвестный автор около 1820 года доказывал необходимость «иметь свой собственный капитал, обратить оный на торговлю главнейшими продуктами», таким образом преодолеть зависимость от «внешних» капиталов и монополии и «возродить в Малороссии деятельность и промышленность»[1097].Интересно, что в том же номере «Украинского археографического сборника», рядом с известной в литературе «запиской» Г. Колокольцова по крестьянскому вопросу (1841), М. Бужинский опубликовал фрагмент из тетради 1851–1856 годов, озаглавленной «Хозяйственные машины и заметки». Неизвестный полтавский помещик среди прочего поместил в нем заметку «О сельском заемном банке», где подробно описал, каким образом можно создать общественный капитал, проценты с которого предназначались бы на покупку лошадей, коров для бедных крестьян, «притом не пьяниц», чтобы сделать их хозяевами. Более состоятельные могли бы получать для развития хозяйства беспроцентный заем. А конечное назначение такого капитала виделось в стимулировании торговли, что позволит помочь «бедным и неимущим, но рачительным крестьянам» и сверх того — впоследствии «сделать всех если не богатыми, то достаточными»[1098]
.Подобные сюжеты в писаниях дворян-рационализаторов возникали не случайно. Ведь традиционно, а тем более в условиях динамичной экономической ситуации, ни крестьянские, ни казацкие хозяйства не могли обойтись без кредитования. Как писал В. В. Тарновский, основываясь преимущественно на наблюдениях за «сословием козаков», заем денег и всяких продуктов малороссийскими крестьянами друг у друга не случайное явление, а общая принадлежность их жизни, важная поддержка благосостояния. Почти каждый крестьянин, богатый и бедный, очень часто занимает. Этот кредит совершенно личный, не обезпеченный никаким имуществом, а единственно способностью занимающего к труду и честностью в расплате.
Тарновский также неоднократно подчеркивал честность крестьян в выплате долгов между собой. Управляя длительное время чужими и своими имениями, он «часто разбирал споры за межи огородов, за постройки, за испорченный скотом хлеб, за побои и воровство». Но ему никогда не приходилось разбирать жалобы «по займу денег или продуктов».
Этот помещик-практик считал, что кредит прежде всего производил «благодетельное влияние» на крестьянское хозяйство:
Семена и корм для скота занимаются часто с тем, чтобы отдать натурою после новаго урожая. Богатый делает эти ссуды бедному как услугу, за которую бедный отплачивает другою услугою, неопределенною работою, доставляющей богатому доход с отданного капитала. Перестроивая хату или какое-нибудь другое хозяйственное строение, покупая для приплода корову, бычка, овцу, свинью, крестьянин занимает.
Причем к этому прибегают не только маломощные хозяева:
Часто тяглый берет в заем деньги для покупки другой пары волов, если одна недостаточна для поддержания хозяйства или она состарилась, а ему дешево дают за нее, он же не хочет пропустить удобнаго времени для покупки новых, способных для работы волов. Еще чаще занимается для продовольствия хлеб у соседей, соль берется в долг у чумаков, деготь — у торговцев и т. п. Отдача податей, смерть кого-нибудь в семействе, рождение, свадьба также нередко требуют займов.