Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

Историки также не раз обращали внимание на хроническую нехватку капиталов в Украине, мешавшую рационализации хозяйства[1083]. Жалобы на нехватку средств звучали и в первой половине XIX века. Например, когда в 1822 году Л. И. Голенищев-Кутузов обратился к Д. П. Трощинскому за дружеской финансовой помощью, кибенецкий вельможа — владелец более 6 тысяч душ крепостных, который к тому же получал в год 10 тысяч рублей пенсиона, — был вынужден, также не имея достаточных оборотных средств, прибегнуть к непростым ходам. Он готов был с помощью того же друга сделать заем в Попечительском совете, чтобы иметь возможность частью средств удовлетворить просьбу, а остальными — рассчитаться со своим кредитором, графом Шереметевым, «которому крайне не хотелось бы… более одолжаться, а еще менее просить его об отсрочке». Расстроенный тем, что не может предоставить сразу эту «неважную помощь» (речь шла, кажется, о 10 тысячах рублей), Трощинский по поводу финансовых возможностей своей малой родины писал: «В наших местах нет вовсе таких капиталистов, у коих можно бы было позаимствоваться денежною ссудою, и многие, при изобильном, впрочем, состоянии нуждаются в деньгах даже до того, что и в тысячи рублях не находят кредиту. И это один из существеннейших недостатков здешняго края, в котором скоро будут показывать деньги за деньги, как редкую вещь»[1084].

Особенно остро потребность в деньгах, подчеркивал П. Г. Клепацкий, начала ощущаться после наполеоновских войн, неурожая 1821 года (в Новороссии — 1824 года) и дальнейшего обесценивания сельскохозяйственной продукции, что привело к глубокому кризису[1085]. У дворянства, обремененного собственными и крестьянскими недоимками, часто не было другой возможности вести хозяйство, кроме как путем заимствований. При растущих потребностях и обязательствах помещиков жить в кредит, очевидно, становилось нормой. Необходимость поддерживать статусный уровень, учить детей, что в то время стоило недешево[1086], помогать им начинать служебную карьеру, выполнять неоплачиваемые обязанности на выборных должностях, заниматься благотворительностью, опекать крестьян, а также прибегать к усовершенствованию хозяйства для повышения его прибыльности подталкивала к заимствованиям средств, к залогу и перезалогу имений. Не случайно В. А. Голобуцкий начало роста числа залогов относил в основном к 30‐м годам XIX века, связывая это с царскими манифестами 1830 и 1839 годов об увеличении размеров займов, выдававшихся помещикам государственными кредитными учреждениями, с одновременным уменьшением банковских процентов. Но ученый считал — согласно историографической традиции рассматривать кредитование под залог крепостных как проявление глубокого кризиса системы, — что это приводило не к улучшению хозяйственных дел, а к упадку[1087]. В украинской историографии данное положение остается устойчивым до сегодняшнего дня[1088].

Заимствование в государственном кредитном учреждении предусматривало представление прошения с обоснованием потребностей и залоговых возможностей претендента на финансовую помощь государства. Дела, связанные с крупными кредитами, решались с участием не только руководства определенной организации, но и императора и министра финансов. Например, прошение М. П. Позена 1836 года, поданное в Государственный заемный банк, содержало купчую, план поместья и ссылку на соответствующий указ императора на имя министра финансов, Е. Ф. Канкрина, о выдаче 100 тысяч рублей сроком на 37 лет под залог имения, купленного за год до того. На всех этапах прохождения дела нужно было подробно обосновывать необходимость кредитования, раскрывать свои финансовые возможности, источники и пути возврата денег, выплаты процентов[1089].

В случае перезалога имений надо было прибегать к подобным же действиям. Так, наследники полтавского помещика, подполковника В. В. Райзера, обращались в 1832–1833 годах с челобитными в Полтавскую палату гражданского суда с просьбой признать их имения благонадежными и к императору — за разрешением перезаложить их, поскольку отец в 1822 году взял в кредит на 20 лет 9750 рублей в Московском попечительском совете и в 1825 году, на 24 года, — 13 тысяч рублей в Государственном заемном банке, с ежегодной выплатой процентов. Райзеры намеревались перезаложить имения на 37 лет только в Московском попечительском совете, «с уплатой от этого следующей Заемному Банку суммы». Чтобы получить разрешение, Райзеры свидетельствовали и об обязательствах отца перед частными кредиторами: у штабс-капитана Пилипко в 1829 году заимствовано 3 тысячи рублей, у генерал-майора Левенталя — 800 рублей, у титулярного советника А. Науменко в 1822 году — 500. Наследники все эти обязательства готовы были выполнить согласно существующим правилам и в обозначенные сроки[1090].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука