Историки также не раз обращали внимание на хроническую нехватку капиталов в Украине, мешавшую рационализации хозяйства[1083]
. Жалобы на нехватку средств звучали и в первой половине XIX века. Например, когда в 1822 году Л. И. Голенищев-Кутузов обратился к Д. П. Трощинскому за дружеской финансовой помощью, кибенецкий вельможа — владелец более 6 тысяч душ крепостных, который к тому же получал в год 10 тысяч рублей пенсиона, — был вынужден, также не имея достаточных оборотных средств, прибегнуть к непростым ходам. Он готов был с помощью того же друга сделать заем в Попечительском совете, чтобы иметь возможность частью средств удовлетворить просьбу, а остальными — рассчитаться со своим кредитором, графом Шереметевым, «которому крайне не хотелось бы… более одолжаться, а еще менее просить его об отсрочке». Расстроенный тем, что не может предоставить сразу эту «неважную помощь» (речь шла, кажется, о 10 тысячах рублей), Трощинский по поводу финансовых возможностей своей малой родины писал: «В наших местах нет вовсе таких капиталистов, у коих можно бы было позаимствоваться денежною ссудою, и многие, при изобильном, впрочем, состоянии нуждаются в деньгах даже до того, что и в тысячи рублях не находят кредиту. И это один из существеннейших недостатков здешняго края, в котором скоро будут показывать деньги за деньги, как редкую вещь»[1084].Особенно остро потребность в деньгах, подчеркивал П. Г. Клепацкий, начала ощущаться после наполеоновских войн, неурожая 1821 года (в Новороссии — 1824 года) и дальнейшего обесценивания сельскохозяйственной продукции, что привело к глубокому кризису[1085]
. У дворянства, обремененного собственными и крестьянскими недоимками, часто не было другой возможности вести хозяйство, кроме как путем заимствований. При растущих потребностях и обязательствах помещиков жить в кредит, очевидно, становилось нормой. Необходимость поддерживать статусный уровень, учить детей, что в то время стоило недешево[1086], помогать им начинать служебную карьеру, выполнять неоплачиваемые обязанности на выборных должностях, заниматься благотворительностью, опекать крестьян, а также прибегать к усовершенствованию хозяйства для повышения его прибыльности подталкивала к заимствованиям средств, к залогу и перезалогу имений. Не случайно В. А. Голобуцкий начало роста числа залогов относил в основном к 30‐м годам XIX века, связывая это с царскими манифестами 1830 и 1839 годов об увеличении размеров займов, выдававшихся помещикам государственными кредитными учреждениями, с одновременным уменьшением банковских процентов. Но ученый считал — согласно историографической традиции рассматривать кредитование под залог крепостных как проявление глубокого кризиса системы, — что это приводило не к улучшению хозяйственных дел, а к упадку[1087]. В украинской историографии данное положение остается устойчивым до сегодняшнего дня[1088].Заимствование в государственном кредитном учреждении предусматривало представление прошения с обоснованием потребностей и залоговых возможностей претендента на финансовую помощь государства. Дела, связанные с крупными кредитами, решались с участием не только руководства определенной организации, но и императора и министра финансов. Например, прошение М. П. Позена 1836 года, поданное в Государственный заемный банк, содержало купчую, план поместья и ссылку на соответствующий указ императора на имя министра финансов, Е. Ф. Канкрина, о выдаче 100 тысяч рублей сроком на 37 лет под залог имения, купленного за год до того. На всех этапах прохождения дела нужно было подробно обосновывать необходимость кредитования, раскрывать свои финансовые возможности, источники и пути возврата денег, выплаты процентов[1089]
.В случае перезалога имений надо было прибегать к подобным же действиям. Так, наследники полтавского помещика, подполковника В. В. Райзера, обращались в 1832–1833 годах с челобитными в Полтавскую палату гражданского суда с просьбой признать их имения благонадежными и к императору — за разрешением перезаложить их, поскольку отец в 1822 году взял в кредит на 20 лет 9750 рублей в Московском попечительском совете и в 1825 году, на 24 года, — 13 тысяч рублей в Государственном заемном банке, с ежегодной выплатой процентов. Райзеры намеревались перезаложить имения на 37 лет только в Московском попечительском совете, «с уплатой от этого следующей Заемному Банку суммы». Чтобы получить разрешение, Райзеры свидетельствовали и об обязательствах отца перед частными кредиторами: у штабс-капитана Пилипко в 1829 году заимствовано 3 тысячи рублей, у генерал-майора Левенталя — 800 рублей, у титулярного советника А. Науменко в 1822 году — 500. Наследники все эти обязательства готовы были выполнить согласно существующим правилам и в обозначенные сроки[1090]
.