Следуя традиции и «узаконениям» конца XVIII века, Кочубей считал, что крестьяне не должны подлежать продаже или залогу, «уступным и передаточным актам». Владелец крестьян может сменяться только с продажей всего имения. Семен Михайлович фактически признавал приобретенные крестьянами до 1783 года земли как такие, которые могут принадлежать им «частно»[1105]
. Крепостных крестьян-землевладельцев на Левобережье было довольно много[1106]. Но поскольку права на эту «собственность их… весьма многие подвержены сомнению», т. е. признаны лишь традицией, а не в законодательном порядке, то, чтобы избежать споров и недовольства, Кочубей предлагал предоставить подданным право «личного и по наследству владения оными», запретив при этом продавать, отдавать в залог, дарить и т. п. Таким способом можно было бы предотвратить переход земель в «чужую» собственность. При переселении крестьяне-собственники должны были получать вместо своих участков такие же на новом месте, а оставленные ими переходили бы к помещику. Видимо, недостаточно знакомый с переселенческим движением и местной спецификой, Новосильцев возражал против права помещика отбирать у крестьян пусть и меньший по размерам, но «хорошо и изстари удобренный участок, дав вместо онагоПримеры переселения крестьян душевладельцами с места на место, из поместья в поместье обычно трактовались историками как проявление барского произвола, усиление крепостнического гнета. Рассуждения П. Г. Клепацкого, одного из наиболее ярких и перспективных украинских историков первых лет советской власти, по поводу этого явления практически не принимались во внимание. Между тем ученый представил довольно убедительную картину отношения к переселениям со стороны тех малороссийских помещиков, которые способны были решать трудную задачу перевода крепостных из одного региона в другой. Хотя в центре исследования Клепацкого, базирующегося на уже утраченных источниках, находится крупная фигура В. П. Кочубея, в данном случае оно интересно и тем, что в определенной степени проливает свет на личность его родственника, С. М. Кочубея. Рассматривая на основе архивных материалов, каковы были отношения с крепостными у управляющих Диканьского поместья Кочубеев на Полтавщине, историк поставил переселенческое дело в контекст дворянских мер по улучшению материального благосостояния крестьян.
Необходимость переселения историк объяснял не только «алчностью помещиков», но и объективным развитием хозяйств, превращавшихся в «центры большого сельскохозяйственного производства». При увеличении площадей экономической пашни и одновременном приросте населения уже невозможно было за счет территорий имения удовлетворить наделами всех крестьян. Это и подталкивало помещиков «или прикупать земли где-то поблизости, или, когда их здесь не хватало или были дорогими, искать их в Новороссии, где их раздавали от правительства для заселения даром»[1108]
.На каких условиях происходило переселение на новые земли, какие обязанности принимал на себя при этом землевладелец, каким образом обустраивались крестьяне, Клепацкий показал, анализируя и широко цитируя «Записку о переселении крестьян» 1808 года и «Положение для вотчин Берестовки, Семионовки и Камлички» 1819 года, составленные В. П. Кочубеем[1109]
. Как можно видеть, инициатива переселения исходила от самих общин, ведь из‐за нехватки земель в Диканьском имении крестьянам приходилось преодолевать большие расстояния для обработки собственного поля и выполнения барщины. Малоземелье приводило также к отходам значительного количества людей на сезонные работы в Екатеринославскую и Херсонскую губернии, что, как объясняли господину крестьянские делегаты, порождало «бродяжество, вредное для мирских обществ». Такие мотивы к переселению Клепацкий считал вполне оправданными[1110].