Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

Следуя традиции и «узаконениям» конца XVIII века, Кочубей считал, что крестьяне не должны подлежать продаже или залогу, «уступным и передаточным актам». Владелец крестьян может сменяться только с продажей всего имения. Семен Михайлович фактически признавал приобретенные крестьянами до 1783 года земли как такие, которые могут принадлежать им «частно»[1105]. Крепостных крестьян-землевладельцев на Левобережье было довольно много[1106]. Но поскольку права на эту «собственность их… весьма многие подвержены сомнению», т. е. признаны лишь традицией, а не в законодательном порядке, то, чтобы избежать споров и недовольства, Кочубей предлагал предоставить подданным право «личного и по наследству владения оными», запретив при этом продавать, отдавать в залог, дарить и т. п. Таким способом можно было бы предотвратить переход земель в «чужую» собственность. При переселении крестьяне-собственники должны были получать вместо своих участков такие же на новом месте, а оставленные ими переходили бы к помещику. Видимо, недостаточно знакомый с переселенческим движением и местной спецификой, Новосильцев возражал против права помещика отбирать у крестьян пусть и меньший по размерам, но «хорошо и изстари удобренный участок, дав вместо онаго пустопорожнюю землю (курсив автора цитаты. — Т. Л.[1107]. Здесь необходимо сделать некоторые пояснения.

Примеры переселения крестьян душевладельцами с места на место, из поместья в поместье обычно трактовались историками как проявление барского произвола, усиление крепостнического гнета. Рассуждения П. Г. Клепацкого, одного из наиболее ярких и перспективных украинских историков первых лет советской власти, по поводу этого явления практически не принимались во внимание. Между тем ученый представил довольно убедительную картину отношения к переселениям со стороны тех малороссийских помещиков, которые способны были решать трудную задачу перевода крепостных из одного региона в другой. Хотя в центре исследования Клепацкого, базирующегося на уже утраченных источниках, находится крупная фигура В. П. Кочубея, в данном случае оно интересно и тем, что в определенной степени проливает свет на личность его родственника, С. М. Кочубея. Рассматривая на основе архивных материалов, каковы были отношения с крепостными у управляющих Диканьского поместья Кочубеев на Полтавщине, историк поставил переселенческое дело в контекст дворянских мер по улучшению материального благосостояния крестьян.

Необходимость переселения историк объяснял не только «алчностью помещиков», но и объективным развитием хозяйств, превращавшихся в «центры большого сельскохозяйственного производства». При увеличении площадей экономической пашни и одновременном приросте населения уже невозможно было за счет территорий имения удовлетворить наделами всех крестьян. Это и подталкивало помещиков «или прикупать земли где-то поблизости, или, когда их здесь не хватало или были дорогими, искать их в Новороссии, где их раздавали от правительства для заселения даром»[1108].

На каких условиях происходило переселение на новые земли, какие обязанности принимал на себя при этом землевладелец, каким образом обустраивались крестьяне, Клепацкий показал, анализируя и широко цитируя «Записку о переселении крестьян» 1808 года и «Положение для вотчин Берестовки, Семионовки и Камлички» 1819 года, составленные В. П. Кочубеем[1109]. Как можно видеть, инициатива переселения исходила от самих общин, ведь из‐за нехватки земель в Диканьском имении крестьянам приходилось преодолевать большие расстояния для обработки собственного поля и выполнения барщины. Малоземелье приводило также к отходам значительного количества людей на сезонные работы в Екатеринославскую и Херсонскую губернии, что, как объясняли господину крестьянские делегаты, порождало «бродяжество, вредное для мирских обществ». Такие мотивы к переселению Клепацкий считал вполне оправданными[1110].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука