«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

Очевидно, Новороссия предоставляла больше возможностей для хозяйственных экспериментов, располагая лучшими условиями сбыта продукции. Однако, как видно, несмотря на разницу в затратах сил и средств на обустройство новоприобретенных земель, и екатеринославские, и черниговские имения Миклашевского управлялись по одним правилам, как это пытался делать и С. М. Кочубей. Но черниговский помещик, вероятно, был более рациональным. Он не отличился широкими благотворительными проектами. Во всяком случае, нам о них не известно, а среди многочисленных бумаг Миклашевского подтверждений таким проектам пока обнаружить не удалось. Его филантропические устремления распространялись в первую очередь на собственных подданных. Возможно, поэтому он, в отличие от своего полтавского коллеги, в историографии занял место как крупный военный и государственный деятель, искусный, предприимчивый хозяин, составлявший проекты общегосударственного масштаба для улучшения положения народа.

С. М. Кочубей не относился к тем степным помещикам, кто сами, не только для своей пользы, но и «для хорошего примера», пилили камень для клумб, разводили и сажали деревья, подыскивали места для колодцев, ремонтировали и украшали церковь, испытали себя в поле, чтобы на собственном опыте «удостовериться в правильности назначенных поселянам уроков»^[1141]. Но он не мог не знать принципов, на основе которых переселялись и обустраивались крепостные его высокосановного родственника, поскольку бывал куратором над полтавскими имениями В. П. Кочубея во время отъездов того за границу^[1142]. Очевидно, подобные подходы использовал и сам Семен Михайлович. Во всяком случае, его замечания и рекомендации по обращению с крестьянами и выполнению управляющими разного уровня своих обязанностей не только свидетельствуют о хорошем знакомстве с делами кочубеевских вотчин, но и кое-что добавляют к образу самого куратора.

П. Г. Клепацкий на основе писем С. М. Кочубея, затрагивающих хозяйственные вопросы, охарактеризовал его как человечного, «мягкого» помещика, который был не в восторге от злоупотреблений, когда в имениях дяди управляющие из бывших офицеров, жесткие, по мнению Семена Михайловича, с крестьянами, «по-военному судили о делах хозяйственных, полагая управлять оными строгостью или лозунгами»^[1143]. Он советовал диканьскому хозяину «полагать границы власти сих наемников на личность их подвластных, собственных людей владельца», требуя от управляющих «отнюдь не наказывать телесно без разрешения самого владельца или… кому бы местожительствующему сие от владельца было поручено»^[1144].

Такие положения проводились и в «учреждении» С. М. Кочубея по управлению собственными поместьями. В частности, от притеснений помещика, а равно и управляющих, крестьян должны были защищать сельские суды. Судьи, так же как и сборщики налогов или другие управленцы, избирались из крестьян общиной, которая занималась и рекрутскими наборами, и раскладкой налогов. Решение такого суда, если оно согласовывалось с помещиком, оставалось без апелляции. Наказания, в том числе телесные^[1145], за разные проступки и правонарушения также определялись в судебном порядке. Н. Н. Новосильцев, пожалуй, справедливо высказывал упреки относительно зависимости таких судов от власти помещика. Ведь, действительно, ряд положений могли сделать этот орган в первую очередь инструментом барской воли. К таковым сенатор относил, например, дополнительное наделение судей землей, обрабатываемой крестьянами совместно, пожизненное пребывание в должности судьи, заменить которого можно было только по представлению помещика. Поэтому для автора «примечаний» не подлежало сомнению — «будут они все то делать, что помещику угодно»^[1146].