«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

Предписания малороссийского генерал-губернатора уездным лидерам дворянства в разные годы содержали рекомендации «иметь неусыпное наблюдение… за обхождением помещиков с их крестьянами» и, в случае выявления нарушений, действовать «без всякаго послабления»^[1177]. И. Ф. Павловский показал, как генерал-губернатор боролся против злоупотреблений, вызываемых крепостным правом, как он использовал любой удобный момент для защиты крепостных. Историк подчеркивал, что Репнин, в случае притеснений крестьян, приказывал проводить тщательные, суровые расследования. Почти классическим стал приведенный Павловским пример с убийством крепостными управляющего в имении дворянина Гриневича, которого взял под защиту предводитель дворянства Лукашевич. Но генерал-губернатор отказался освободить помещика от ответственности, поскольку тот, учитывая «изнуренный вид и состояние крестьян», должен был прибегнуть к необходимым мерам против злоупотреблений управляющего. Самоубийство двенадцатилетнего мальчика в имении генерала Сталя заставило Репнина конфиденциально собирать сведения о положении его крестьян. Павловский, опираясь на архивные материалы, утверждал, что «в таком роде можно указать немало примеров»^[1178].

Видимо, определенные успехи на этом поприще дали основание главному начальнику края писать 16 июля 1818 года императору, что «участь поселян улучшивается» и что, как наивно полагал автор письма, от «первобытного состояния», т. е. от особенностей социального взаимодействия времен Гетманщины, удалось избавиться и отношения крепостных и душевладельцев стали более цивилизованными. Но парадокс, думаю, просматривается в том, что, рапортуя о своей цивилизаторской миссии, генерал-губернатор в конечном итоге предлагал, по сути, восстановить «доуказный» статус крестьян Малороссии. Пока же для закрепления своего успеха он считал необходимым, и просил согласия на то высшей власти, нормировать не только количество дней барщины, но и сделанную работу, более четко определить «уроки», поскольку именно произвольное их назначение помещиками и приводит к злоупотреблениям. Для решения этой проблемы Репнин предлагал созвать собрание дворян малороссийских губерний с представительством по два помещика от каждого уезда^[1179]. (Фактически прообраз губернских дворянских комитетов, которые будут в конце 1850‐х годов обсуждать условия эмансипации крестьян.) Именно это, писал он Александру I, приблизит к «возстановлению со временем прав Малороссийских крестьян, статутом (курсив мой. — Т. Л.) и манифестом предков Вашего Императорского Величества утвержденных, но указами 1783 и 1796 годов уничтоженных»^[1180].

Это противоречие еще раз подтверждает сложность ситуации, а также, что немаловажно, устойчивость тогдашних представлений малороссийского общества о роли указов Екатерины II и Павла I, с которыми и связывалось в первой половине XIX века нарушение гармонии помещичье-крестьянских отношений. И в 1861 году организаторы «Основы» все еще писали (в редакционной статье третьего номера журнала) об «искусственно созданном, при Екатерине II, сословном преобладании в нашем народе»^[1181].

Дворянство, так сказать, стойко придерживалось «указной» теории появления крепостного права, которое и принесло проблемы Малороссии. Не случайно и С. М. Кочубей в короткой «Записке», и военный губернатор, обращаясь в 1818 году к монарху, подчеркивали готовность многих малороссийских дворян к «человеколюбивым пожертвованиям», т. е. речь шла о возвращении к «доуказной» ситуации. Дворянство, вероятно, уже поняло, что само появление указов о прикреплении крестьян не только не решило для помещиков проблему рабочих рук, но и добавило новых забот. Если, по Н. А. Некрасову, реформа 1861 года ударила «одним концом по барину, другим по мужику», то указы 1783 и 1796 годов — одним концом по мужику, другим по барину. Поэтому Кочубей, говоря о «древнем преимуществе» своей родины, думал, может быть, не только о свободе крестьян, но и о собственной свободе — от обязанностей контроля и опеки (в формах, предложенных государством) над подданными, а также от контроля власти над действиями его самого как помещика-душевладельца. Необходимость платить налоги за своих крестьян или следить за их уплатой, выполнять рекрутскую повинность^[1182], заботиться о богоугодных заведениях, образовании, хлебных магазинах, почтовых домах, поддерживать правопорядок, участвовать в дворянских «складках»^[1183], выполнять за счет собственных экономий и крестьян различные государственные проекты^[1184] — все это усваивалось неспешно, казалось обременительным и по возможности осторожно корректировалось в «мнениях» — ответах на предложения генерал-губернаторов^[1185]. Даже благотворительность теперь уже становилась долгом, а опекунство, которое еще в конце XVIII века было «самой выгодной промышленностью в Малороссии»^[1186], превратилось в тяжелую ответственность перед государством за имение, взятое под опеку.