Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

Напомню, что Ф. О. Туманский воспевал крестьян вообще. Созданный им вполне позитивный образ земледельца-труженика не имел конкретной этнической или территориальной привязки. По крайней мере, на это не указывалось. В других произведениях, вышедших из-под пера малороссов в конце XVIII — начале XIX века и не опубликованных в свое время, преобладают или положительные, или же более-менее сбалансированные характеристики не столько крестьян, сколько народа в целом, с редкими уточнениями относительно «сословности». Причем иногда, как, например, у Г. С. Винского, не сразу можно понять, к позитиву или негативу относится так называемое худое. С явной ностальгией вспоминая родину и называя какой-то из недостатков ее жителей, он сразу же делал оговорки. К злодеяниям этот образованный малоросс относил убийства, разбой и грабежи, но замечал, что они были редким явлением. Скупость, «родственница бережливости», была свойственна хозяевам, но «скаредничества и лихоимства» малороссы сторонились. «Ссоры и драки у простолюдинов» бывали, но непродолжительные и без увечья, «ибо наиболее разделывались чубами». «Забиячество» случалось редко, разврат строго наказывался, ухаживания почти никогда не доходили до порочного и подразумевали дальнейший брак. А «весьма употребительные» «тяжбы и ябедничество» были присущи в основном шляхетству. К порокам соотечественников Винского принадлежало пьянство, которое «можно бы почесть всеобщим, поелику не только мужчины, даже женщины в лучших домах пили водку, наливку и пр[оч].». Но и тут отмечалось, что напиваться до забытья считалось неприличным «и истинные пьяницы весьма были презираемы».

Среди достоинств на первое место поставлено «общее (т. е. общественное. — Т. Л.) мнение», которым осуждались воры, порочные люди, своевольники, бывшие «у всех и каждого в омерзении». Среди тех черт малороссов, которые Винский «по выезде <…> из отчизны нигде не приметил», назывались уважительное отношение к родителям, к старшим вообще, «странноприимство и гостеприимство», открытость и дружелюбие, образцовая супружеская жизнь, умение наряжаться, веселиться, повсеместная чистота и опрятность. Как и все, кто описывал малороссов, он вспоминал их любовь и чувствительность к музыке и пению, «душевное прилепление» к вере. Но при этом отмечал приверженность к такому «адскому детищу», как предрассудки[1208].

А. Ф. Шафонский также представлял «малороссийский народ вообще, от самого знатнаго до последняго человека». Выполняя вполне конкретную задачу, в «Черниговского наместничества топографическом описании» он нарисовал и такой образ:

…нрав тихий, робкий, застенчивый и ненахальный, на немецкий похожий, так что Малороссиянина и Малороссиянку можно, кроме его наречия, между великим числом Великороссиян по его обращению узнать. Он в обхождении ласков, благосклонен, учтив, более невесел, нежели весел, [он] набожен и суеверен, ленив, неподвижен, к тяжбам и ябедам склонен, мстителен и нетрезв, телом сановит, бел, здоров. Женщины многия лицем пригожия, но вообще не столь, сколь великороссийския женщины.

Что касается трудолюбия, усердия и неповоротливости, то у Шафонского эти качества имели, так сказать, субрегиональное измерение. По его мнению, ленивыми были именно жители южной части Малороссии, а причина сего — «более изобильныя степныя места»[1209].

Обо всех сразу малороссиянах говорил и учитель гимназии из Полтавы Федор Каруновский. В описании, отправленном в 1809 году в Петербургскую академию наук, он отмечал черты своего народа (у которого «распутство и другие противные чести пороки мерзостью <…> почитаются») — простота в быту и взаимоотношениях, гостеприимство, патриотизм, набожность, хорошие способности, простодушие, учтивость, почтительность, гордость. В то же время упоминались и лень, пьянство, беззаботность относительно будущего, суеверие[1210].

Характеристики, указанные В. Г. Полетикой, имели уже вполне конкретную социальную привязку. Выполняя в 1807 году по заданию ВЭО описание города Ромны и Роменского уезда, он, хотя и несколько отступая от программы, не мог обойти вниманием крестьянство и дал довольно развернутую картину хозяйственной деятельности, сопроводив ее замечаниями относительно характера населения. Причем следует отметить, что хорошее знакомство этого вполне успешного хозяина с экономикой края, продемонстрированная в тексте солидная эрудиция, осведомленность в широком круге различных источников, внимательное отношение к информации вполне мирно сосуществовали тут с буколическими картинками, что было в духе тогдашней «прозы сельского хозяйства»[1211]. Например, окрестности Ромен

…представляют собой пленительную для глаз, неподражаемую для рук человеческих картину, животворной кистью природы изображенную. Серебрятся в излучинах своих ручьи, пасутся стада, пашут или засевают поля земледельцы, дымятся кровы хижин их — убежищ скромности, покоя и добродетели, и глаз восхищающегося зрителя объемлет все сие одним, на немалом пространстве взглядом[1212].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука