Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

Была известна дворянской общественности, как утверждают историки, и первая неудачная попытка создать в 1820 году общество (комитет) помещиков для выработки условий ликвидации крепостного права и постепенного освобождения крестьян, идея которого еще в 1817 году возникла у «добровольного „обсерватора“ либерального брожения умов» — В. Н. Каразина[1236]. К реализации проекта подключился ряд крупных землевладельцев: А. И. и Н. И. Тургеневы, П. А. Вяземский, М. С. Воронцов, А. С. Меншиков. По мнению современных исследователей, Каразин, хотя и имел по этому поводу тесные контакты с заинтересованными в крестьянском деле сановниками, старался не столько присоединиться к кружку с эмансипаторским направлением, сколько создать другой — «общество добрых помещиков», главной задачей которого виделось лишь «совершенствование» крепостного права[1237]. Как бы там ни было, но оба проекта не нашли поддержки у императора. И все же слухи об этом деле широко разнеслись сначала по Петербургу, а потом в какой-то степени и по всей России[1238]. И каждый из секретных комитетов времен императорства Николая I хранил свою секретность недолго. По показаниям М. А. Корфа относительно ситуации вокруг Комитета 1839–1841 годов,

…какой-нибудь месяц секрет действительно сохранялся, как следовало; потом в городе заговорили втихомолку, что приготовляется какое-то важное преобразование в отношениях между помещиками и крестьянами; наконец, разнеслась — гласно уже во всех сословиях — молва, тотчас долетевшая и до провинции, что готовятся дать крепостным людям вольность[1239].

Итак, в историографии крестьянского вопроса, несмотря на утверждения о запрете его публичного обсуждения, представлено не так уж и мало плодов интеллектуальных усилий образованной публики. Вообще говоря, по-другому и не могло быть. Выделенные М. В. Довнар-Запольским как важнейшие, особенно для «крепостнического течения», вопросы технического совершенствования экономии, многопольной системы, севооборота, «наилучшей утилизации крепостного труда» и другие[1240], не могли не волновать дворянство. Ведь, как писал П. Б. Струве, «…вполне явственно с первой четверти XIX века стала обозначаться крупная перемена в социально-экономическом положении русского поместного класса: последний начал оседать на землю и постепенно преобразовываться из служилого в земельное дворянство, стал приучаться к сельскохозяйственному предпринимательству»[1241]. Правда, М. Н. Покровский такие изменения относил ко второй четверти XIX века, когда «барин стал сельским хозяином»[1242].

Конечно, этот процесс не был слишком стремительным. Не случайно Струве заметил, что движение за экономическую рациональность усилилось только с появлением сельскохозяйственных обществ[1243]. Первая же попытка создания подобного общества оказалась неудачной, поскольку рационализаторское течение было еще слабым. Основанное в 1803 году, «Общество земледелия и механических художеств» не нашло активного отклика и было ликвидировано уже в 1805‐м[1244].

И все же остановить агрономическое движение было уже невозможно. В «морально-политическом отчете» III Отделения за 1843 год его шеф, граф А. Х. Бенкендорф, обращая внимание на апатию, которая поразила общество, одновременно вынужден был констатировать: «Но с другой стороны, дух Европейской положительности (le posіtіf) проникнул и в Россию. Наши юноши, которые еще недавно думали только о блестящем мундире, обратились теперь к хозяйству и к добыче денег»[1245]. Нарушение равновесия между доходами и потребностями стимулировало экономическую активность. Думаю, этот момент наиболее интересен для интерпретаций в том числе и потому, что порождал и неэкономический продукт — в виде общественной мысли.

В то время, как считают исследователи, в России сформировался новый социальный тип помещика. По мнению Беллы Григорян, этот «реальный» помещик к 1840‐м годам имел вполне сложившуюся социальную идентичность, стержнем которой был образ успешного помещика-домовода, что живет в своем имении, посещает сельские работы и пишет статьи на сельскохозяйственные темы[1246]. Усадьба становится местом энергичной деятельности, важной не только для владельца, но и для государства. Такие помещики-экспериментаторы, «кабинетные» агрономы, просвещенные хозяева, джентльмены-фермеры, как их называют современные специалисты, и составили наиболее гибкую по нормам поведения прослойку общества («общество среднего круга»), которая не только нуждалась в литературных советах, но и творила «литературу наставлений»[1247] — научно-дидактическую продукцию по домоводству, управлению хозяйством, рассматриваемую сейчас в одном ряду с «изящной словесностью». Литературные занятия для этого рода дворян-помещиков становятся одной из норм образа жизни[1248].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука