«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

К сожалению, после смерти Д. И. Кандыбы в 1850 году^[1420] его дело, кажется, не было продолжено. Во всяком случае, сведения о его механическом заводе и школе при нем в тогдашней периодике больше не встречаются.

Проблемы организации хозяйства, обустройства имений и технического оснащения, повышение их эффективности, стремление к агрономическим и предпринимательским успехам в последние предреформенные десятилетия были для помещиков украинских регионов настолько актуальны, что эта тема звучала не только в специально посвященных ей статьях, но и во многих публикациях иного характера. Например, статьи-отчеты о хозяйственной деятельности в имениях часто напоминали настоящие исповеди, истории судеб: дворяне-помещики рассказывали, «как они дошли до жизни такой», как удалось экономии, заброшенные за время государственной службы или вследствие коварства и халатности управляющих, сделать прибыльными. И не последнюю роль здесь играло применение новых приемов хозяйствования, в том числе сельскохозяйственной техники, и даже более эффективное использование традиционных орудий и устройств^[1421], таких, например, как соха и плуг, серп и коса. По поводу этих последних на страницах различных изданий развернулась настоящая дискуссия: что лучше — серп или коса, соха с лошадью или плуг с волами?

Замечу, что все эти «технические» сюжеты были тесно связаны с крестьянским вопросом. При этом внимание также уделялось помещичьей ответственности перед государством, перед крестьянами, отношению к своим обязанностям. Экономические писатели начинали понимать всю актуальность проблемы. Возможно, не случайно аноним А. Ж., реагируя на статью Рудольфа из «ЖМГИ» за 1851 год «Об условиях между помещиками и управляющими», отметил: «Этот вопрос гораздо важнее для помещичьего хозяйства, чем… вопросы о перерождении овса в рожь, о происхождении зерен египетской пшеницы, о преимуществах серпа над косою, о заведении многопольного полеводства и многие другие»^[1422].

Поэтому, вероятно, даже дискуссии «серп или коса», «оброк или барщина», как и о тех или иных технических новациях, были вызваны не только помещичьим интересом, который, разумеется, необходимо было «блюсти», но и стремлением показать своим крестьянам пример более удачного хозяйствования, помочь им, уменьшить нагрузку на подданных, улучшить их быт, обеспечить не одну лишь уплату налогов, а и благосостояние, прокормить их в голодные годы, не допустив к нищенствованию. Следовательно, именно во время экономического перелома 1830–1840‐х годов, с началом модернизации, понемногу изменявшей не только традиционное хозяйство, но и весь образ жизни, особенно актуальной становилась сложная проблема: как найти золотую середину между стремлением к интенсификации экономии и необходимостью быть осторожным в выборе методов принуждения, поскольку истощение крестьян и их материальных ресурсов, средств производства в виде быка или лошади, могло лишить помещика его работника. Безусловно, вряд ли можно делать генерализирующие, обобщающие умозаключения об отношении помещиков к крестьянам, к тому же идеалы могли не совпадать с действительностью. Тем не менее почти во всех текстах помещиков — героев этой книги так или иначе звучала забота о крестьянах, ориентация на их мнение. Достаточно часто у дворян, в целом склонных к новациям, встречаются также свидетельства уважительного отношения к народным хозяйственным обычаям, традициям, приметам и более того — свидетельства следования им^[1423].

Некоторые, как, например, полтавский помещик, штабс-капитан В. Ростенберг, опирались на знания и опыт крестьянина-управляющего^[1424]. Полтавский же помещик А. Я. Барсуков во время военной службы «не упускал, однако, вникать, замечать и по возможности научаться хлебопашеству и необходимым сведениям по сельскому хозяйству». Много полезного он узнавал из «наставлений», помещенных в «ЗГ». Отчитываясь на ее страницах о собственных хозяйственных успехах, Барсуков сообщал и о положении своих крестьян: «Все люди достаточны и при деньгах; некоторые имеют у себя голов по 12 рогатого скота, по 12 овец и по нескольку другаго скота. Работа на барщине положена 12 дней в месяц; та же семья, которая не представляет круглый год оклада и подвергается годовому объему пени, исполняет повинности по 16 дней в месяц». В имении на средства помещика содержался фельдшер, которого контролировал достаточно образованный управляющий, были разные мастера из дворовых людей. Этот отчет, помимо прочего, подрывает доверие к стереотипным обобщениям относительно первоочередности выполнения работ в барских имениях. У Барсукова озимые посевы личной и общественной пашни крестьян завершались ранее помещичьих^[1425]. Так происходило и в других имениях.