«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

Однако необходимо отметить, что нарисованный Раковичем образ малороссийского крестьянина — с такими негативными чертами, как беспечность, любовь к бедности, «медленность», «лень», «неосновательность», привычка перекладывать собственные хозяйственные неудачи на «тяжелую землю», погоду, на другие обстоятельства, — был пущен в широкий оборот^[1437] именно благодаря большому читательскому кругу периодики, не сравнимому с травелогами начала XIX века, в которых встречаются примерно такие же характеристики^[1438], или записками С. М. Кочубея. В первую очередь это касается тезиса относительно влияния на характер крестьян их любимого животного — вола: «Медленность воловой работы производит и самаго работника в некоторый род усыпительнаго равнодушия и безпечности»^[1439].

Справедливости ради следует сказать, что сравнение малороссиянина с волом не было личной выдумкой Г. Раковича. Можно предположить, что оно стало не только результатом его собственных наблюдений. В литературе начала XIX века к нему прибегали русские путешественники по югу империи, в частности П. И. Сумароков и И. М. Долгорукий — соответствующие цитаты из их записок приводят разные авторы, независимо от задач своих исследований^[1440]. Сумароков, далеко не все малороссийские заметки которого, по мнению Л. Д. Синицкого, отличаются особенно высокой ценностью, считал, что крестьян «…к медленности <…> приучают волы». В двух травелогах князя Долгорукого можно встретить достаточно сравнений «хохла» с волом — и того-де, и другого к деятельности необходимо подталкивать плетьми^[1441]. Правда, как отметил А. П. Толочко, Долгорукий писал о правобережных украинцах, которых князь, похоже, отличал от «малороссов» левого берега. И, хотя путешественники преимущественно видели то, что вычитали из книг^[1442], образ малоросса (или «хохла») — вола в других произведениях конца XVIII — начала XIX века мне найти не удалось. Нет его ни у Я. М. Марковича, ни у Отто фон Гуна, ни у А. И. Левшина^[1443].

Трудно сказать также, был ли знаком с «путешествиями» Сумарокова и Долгорукого Г. Ракович. Однако, вероятно, такой образ все же бытовал в определенных кругах образованной, в том числе и малороссийской, публики. Н. В. Стороженко в своей классической монографии привел письмо Н. Г. Репнина к В. П. Кочубею от 27 января 1833 года, где делалась попытка развеять обеспокоенность высокого сановника возможными негативными реакциями на указы 1832 года об обязанностях казаков по военной службе. Здесь, между прочим, прозвучало и следующее: «Ради бога, будьте совершенно спокойны относительно наших козаков, — это прекрасный народ, у них много общаго с их приятелями — волами: им скажут цоб — и они пойдут налево, цабе — пойдут направо, и Вы знаете, что волы только тогда становятся упрямы, когда их заставляют тащить свыше их сил»^[1444].

Вспоминал вола в своих записках 1832 года и С. М. Кочубей. В этнографических описаниях середины XIX века можно встретить замечания о влиянии этих животных на характер малороссов, но с несколько иными акцентами^[1445].

Поскольку Г. Ракович в своих размышлениях о характере крестьян чуть вышел за пределы Малороссии и задел южный край, это вызвало возражения, высказанные в 1841 году на страницах «Записок ОСХЮР» Иваном Плещеевым, который имел поместья в разных уездах Екатеринославской губернии и часто объезжал край, «всматриваясь в земледельческий быт поселян». Он считал недопустимыми такие обобщения, а оценки социально-экономического состояния Екатеринославской и Херсонской губерний — поверхностными, неверными. Высказался екатеринославец и по поводу характера малороссийских крестьян, значительное количество которых отправлялось на юг на летние заработки. Утверждение же, что волы передали им свою «медленность и ленивость», назвал «парадоксом XIX века», предложив заменить поставленный Раковичем эпиграф из произведения Монтескье «О политической экономии»: «Человек не беден еще, когда он ничего не имеет, а беден тогда, если он не работает» — на другой: «Если не поп, не суйся в ризы», напомнив одновременно мысль Бюффона: «…не человек живет под влиянием животного, а животное под влиянием человека». Плещеев не только малороссийский плуг оценивал совсем по-другому («…не приводит к разстройству и бедности, но, напротив, обогащает земледельца») — он «защитил» и самих крестьян, следующим образом определив причины бедности: «Правда, Малороссияне наклонны несколько к безпечной жизни, но эту наклонность они получили не от бедности, а от изобилия, которое действует таким образом на всякого»^[1446].

Между тем и после этой полемики в литературе неоднократно высказывались мысли, близкие именно к Раковичевым. В частности, Август фон Гакстгаузен, знакомясь в 1840‐е годы с «сельскими учреждениями» России, писал: