Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

Итак, обращая первоочередное внимание на социально-экономическую сторону помещичьего дела, пытаясь эффективнее его организовать в период активизации хозяйственных преобразований, дворянство не могло избежать размышлений над морально-идейной составляющей крестьянского вопроса. Подталкивали к этому и несколько завуалированные дебаты на страницах периодики, которые стимулировались также различными институциями. В частности, в одной из задач, поставленных в 1842 году Ученым комитетом Министерства госимуществ, предлагалось написать «разсуждения» на тему: «О настоящем состоянии хозяйства у крестьян-земледельцев, с объяснением причин, экономических и нравственных, препятствующих развитию его, и с указанием средств к отвращению оных», с добавлением коротких, но ясных, четких и выполнимых предложений и правил. Интересно, что награжденный по результатам конкурса малой золотой медалью А. М. Маркович, которого, по сторонним наблюдениям, отличало «теплое сочувствие к положению крестьян», в своем произведении под девизом: «Не возненавиди труднаго дела и земледелия, от Всевышняго создана» — среди причин экономических проблем малороссиян назвал «малое распространение сельскохозяйственных сведений среди поселян, леность и безпечность, соединенные с нерасчетливым домоводством»[1471].

Говоря о повышении внимания к нравственной составляющей крестьянского вопроса, пожалуй, не стоит сбрасывать со счетов и литературную полемику. Дело в том, что концепция христианского хозяйствования, идея экономики, опирающейся на христианскую нравственность, «богословие хозяйствования» были достаточно распространены в литературе и общественной мысли первой половины XIX века. Повторюсь, что с 1847 года значительный резонанс получило одно из самых критикуемых (и в либеральной публицистике, и в литературоведении) произведений Н. В. Гоголя, «Выбранные места из переписки с друзьями», в котором эти идеи проходили красной нитью, особенно в разделах «Русской помещик», «Сельский суд и расправа». И, хотя Д. И. Чижевский, а вслед за ним — известный гоголевед Ю. Я. Барабаш считали, что писатель «самостоятельно додумался до своих взглядов в этом вопросе»[1472], они же показали, что Гоголь был здесь не одиночкой. Чижевский, рассматривая его книгу в широком контексте литературы, посвященной религиозно-этической проблематике, нашел основания для интересных параллелей с целым рядом сочинений европейских, американских, а также украинских и российских современников писателя, в частности с «Письмами к любезным землякам» («Лысты до любезных землякив», 1839) Г. Ф. Квитки-Основьяненко и уже упоминавшейся «Справочной книжкой для помещиков Черниговской губернии» П. А. Кулиша, «которая была проникнута сходным пафосом религиозно освященного и морально санкционированного хозяйствования»[1473].

И все же «Выбранные места» широко обсуждались и, безусловно, имели как идейных противников, так и сторонников. Важно, что Гоголь, по наблюдению Барабаша, сделал попытку «выявить глубинную связь между сферами экономической и духовной, хозяйственной и религиозно-нравственной. Причем не просто выявить, но возвести в принцип, осознать как важнейшее условие гармонизации человеческих отношений, всей общественной жизни»[1474]. Влияние этого произведения на образованную публику и дворянство несомненно. Тот же Кулиш после ознакомления с «Выбранными местами» писал 4 февраля 1847 года из Мотроновки П. А. Плетневу:

Не нахожу слов, как благодарить Вас, мой добрый Папенька, за книгу Гоголя. Я должен Вам признаться, что в Петербурге она не совсем меня удовлетворяла, но теперь, когда я прочел ее всю, по Вашему завету, своему другу, она поразила меня какою-то неотразимою силою. В некоторых местах я был принужден прерывать чтение — так чувства мои были потрясены. Многое стало мне теперь ясно, что до сих пор было в тумане; душа моя посвежела и как бы обновилась. Ожидаю великих последствий от этой книги[1475].

В своих размышлениях над производственными возможностями крестьянских и казачьих хозяйств, от чего зависело экономическое положение края, малороссийские помещики также не могли не выйти на морально-идеологическую составляющую проблемы. Касались этого, как видно, разные авторы. Но в наиболее концентрированном, концептуальном виде это отразилось во многих набросках Г. П. Галагана, который к тому же не просто восхищался талантом Николая Васильевича, а выразил приверженность к его «Выбранным местам» в так называемом «Письме к другу „Об отношениях помещика к крестьянам и крестьян к помещику“» (1852), автобиографичность которого для меня несомненна.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука