Обычно причисляемый историками к либеральному лагерю, Галаган, как будто давая советы своему другу, начинающему помещику, одобрительно отнесся к его знакомству с «Выбранными местами» и с пиететом написал: «Ты знаешь, как глубоко благоговею я перед безсмертным Гоголем, как священны для меня все слова и советы этаго художника там, где он делается философом и по праву наставником». Пытаясь развеять сомнения друга относительно необходимости исполнения «всех советов Гоголя на практике», которые для либерально мыслящего человека были неприемлемы, Григорий Павлович убеждал, что «в основе этих советов есть великая истина — это нравственное значение человека, который хочет быть помещиком в этом смысле», и как бы сакрализировал книгу:
Мало ли ты найдешь в св. Писании и даже в Евангелии мудрейших истин, которыя, однако, практическая обстановка такова, что их буквально исполнять или нельзя по окружающим нас обстоятельствам, или они не в силе человеку. Точно такое и тут; надобно Бог знает как испытать свои силы и сколько их иметь, чтобы быть в состоянии исполнять советы Гоголя в буквальном смысле. Тут хоть раз при этом не достанет в тебе сил, и ты тотчас же впадаешь в смешное [положение] или еще хуже того и разом роняешь и себя, и идею помещика уже на долгое время или на всю жизнь[1476]
.Довольно важным здесь, на мой взгляд, является осознание необходимости высоко держать «идею помещика», т. е. служения, выполнения своих обязанностей перед зависимыми крестьянами и государством, а также ориентация на нравственный императив, которому не только стремились следовать — о котором начали и громко заявлять.
Этот текст, как и другие писания Г. П. Галагана, довольно четко демонстрирует, что малороссийские помещики, только что почувствовав возможность получения экономической выгоды от крестьян, должны были задуматься над вопросом: как сделать из подданного не раба, а гражданина? Для Галагана и таких, как он, стало очевидным, что «мужик» потерял «настоящее значение человека», т. е. за довольно короткое историческое время произошла эволюция от мужика к крепостному крестьянину. Идея же помещика, на которой настаивал этот образованный аристократ-хозяин, заключалась в том, чтобы вернуться снова к «мужику», но уже как к «человеку-гражданину», не опекая его, а только готовя к самостоятельной жизни. Итак, Галаган, по сути, призывал себя и своего, возможно, воображаемого адресата отказаться от традиционной роли помещика.
Однако, кроме различных «программ» воспитания нравственности крестьянства, любви в нем к труду и лучшей жизни, малороссийские помещики вынашивали и аболиционистские проекты. Благодаря А. М. Лазаревскому хорошо известны эмансипационные намерения А. М. Марковича. Публично высказывая Ученому комитету Министерства госимуществ собственные детальные предложения по улучшению положения в крестьянских хозяйствах своей родины, вытекавшие из неисчерпанных возможностей крепостнической системы, Маркович одновременно подчеркивал необходимость «коренных изменений в хозяйстве крестьян», имея в виду ликвидацию крепостной зависимости[1477]
. На допросе в Киеве в апреле 1847 года по делу кирилломефодиевцев А. В. Маркович, очерчивая довольно широкий круг знакомых, среди которых были и помещики, отмечал, что в ходе разговоров «рассуждали также о необходимости эмансипации крестьян»[1478]. Во второй половине XIX — XX веке были обнародованы записки ряда других авторов на эту же тему. Определенная часть подобных материалов все еще пребывает в различных архивохранилищах, например среди бумаг В. В. Тарновского[1479].