Как попытку использовать способности каждого стоит воспринимать обращение Г. П. Галагана к М. А. Максимовичу с предложением обеспечить, так сказать, историческую основу для будущих реформаторских занятий. И сам корреспондент, и его приятель В. В. Тарновский, и другие дворянские писатели пытались это сделать[1615]
. Но, очевидно, с позиций Григория Павловича, лучше всех с такой задачей мог бы справиться только настоящий историк, каковым и считался Михаил Александрович. Об этом и говорилось:Как бы хорошо было, если бы Вы подарили наши Малороссийские комитеты об устройстве крестьян историческим исследованием отношений крестьян к панам до укрепления. Для начала комитетских работ это было бы очень кстати[1616]
.Потребность в опоре на историю чувствовал и А. П. Бакуринский, который считал, что «гражданская жизнь», «юридический быт старинной Малороссии» вовсе не описаны. Ему было грустно оттого, что
литература русская обогащается с каждым днем замечательными произведениями по этой части, литература… малорусская занимается только исследованием <…> ведьм, вовкулаков, нынешних простонародных пословиц и песен, литература не выходит из круга нынешней простонародной жизни. Читая эти произведения, можно подумать, что в далекой старине Малороссия, кроме казацкой удалой схватки и казацкой песни, ничего не сделала. Неужели история жизни целаго народа заключается в нынешних простонародных песнях и сказках, и неужели вся Малороссия состоит из нынешних крестьян и потому для изучения ея быта надо непременно, надев простонародный костюм, изучить крестьянские песни и сказки[1617]
.Патриот края, вероятно, уже задетый модернизацией, Бакуринский был убежден в необходимости изучения собственной истории на основе в первую очередь юридических актов. Именно это позволило бы получить «полную картину внутренней, самодеятельной жизни народа». Ведь даже при поверхностном исследовании подобных документов становится очевидно, что, «несмотря на безпрестанные войны с соседними народами и внутренние неурядицы, мы выработали гражданские законы и гражданское устройство, которые стоят если не выше, то никак не ниже прочих славянских племен»[1618]
. Главная часть этих законов — о поземельных отношениях и поземельном владении, которое развивалось «свободно, не будучи стесняемо никакими административными мерами». Не имея в своем распоряжении всех необходимых источников для изучения данной проблемы, автор призывал «всех лиц, заинтересованных улучшением края», собирать актовый материал и обнародовать его. По мнению Бакуринского, это должно было стать «материалом» и «для земского устройства», и для «истории цивилизации страны»[1619].В ходе активного обсуждения основ реформы, представления о которых время от времени менялись и в правительственных кругах, и в среде реформаторов разных уровней, сторонники крепостного права становились эмансипаторами, начинали звучать другие оценки, друзья превращались в ярых соперников, расходились взгляды единомышленников, перетасовывались группировки, менялись роли отдельных действующих лиц. Так, Г. П. Галаган, который хотел играть первую скрипку в Черниговском комитете, оказался в так называемом меньшинстве. В. Д. Дунин-Борковский, прекрасный оратор, хорошо подготовленный к делу[1620]
, фактически взял на себя ведущую роль в этом комитете. Как писал о нем Бакуринский, этот человек одаренный высшим умом и государственным образованием обладал представительностью, находчивостью и даром слова, т. е. способностями, нужными для публициста и государственного человека. Силою своего красноречия, ясностью изложения он увлекал всегда большинство комитета на свою сторону… Главныя основания всего Положения принадлежали ему. Комитет отдавал ему всегда справедливость в этом деле, и даже противники называли его Царем Комитета[1621].Автор одного из первых проектов реформ, пылкий сторонник ликвидации крепостного права, М. П. Позен вынужден был, из‐за несоответствия его убеждений таковым большинства членов Редакционных комиссий, добровольно подать в отставку. А. И. Покорский-Жоравко, в начале работы достаточно лояльный к своим коллегам даже с иными взглядами, в последних письмах к жене перешел к довольно жестким, язвительным оценкам значительной части депутатов Черниговского комитета, что представляет интерес в том числе с точки зрения уточнения историографических образов В. В. Тарновского, Г. П. Галагана, М. О. Судиенко, А. М. Марковича и др. И это не случайно, если учесть, какие ожесточенные баталии, какая страстная полемика развернулась при обсуждении Крестьянской реформы. Это было вызвано столкновением различных интересов, противоречивыми взглядами, попытками по возможности с минимальными потерями решить достаточно сложную общественную проблему.