Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

Как попытку использовать способности каждого стоит воспринимать обращение Г. П. Галагана к М. А. Максимовичу с предложением обеспечить, так сказать, историческую основу для будущих реформаторских занятий. И сам корреспондент, и его приятель В. В. Тарновский, и другие дворянские писатели пытались это сделать[1615]. Но, очевидно, с позиций Григория Павловича, лучше всех с такой задачей мог бы справиться только настоящий историк, каковым и считался Михаил Александрович. Об этом и говорилось:

Как бы хорошо было, если бы Вы подарили наши Малороссийские комитеты об устройстве крестьян историческим исследованием отношений крестьян к панам до укрепления. Для начала комитетских работ это было бы очень кстати[1616].

Потребность в опоре на историю чувствовал и А. П. Бакуринский, который считал, что «гражданская жизнь», «юридический быт старинной Малороссии» вовсе не описаны. Ему было грустно оттого, что

литература русская обогащается с каждым днем замечательными произведениями по этой части, литература… малорусская занимается только исследованием <…> ведьм, вовкулаков, нынешних простонародных пословиц и песен, литература не выходит из круга нынешней простонародной жизни. Читая эти произведения, можно подумать, что в далекой старине Малороссия, кроме казацкой удалой схватки и казацкой песни, ничего не сделала. Неужели история жизни целаго народа заключается в нынешних простонародных песнях и сказках, и неужели вся Малороссия состоит из нынешних крестьян и потому для изучения ея быта надо непременно, надев простонародный костюм, изучить крестьянские песни и сказки[1617].

Патриот края, вероятно, уже задетый модернизацией, Бакуринский был убежден в необходимости изучения собственной истории на основе в первую очередь юридических актов. Именно это позволило бы получить «полную картину внутренней, самодеятельной жизни народа». Ведь даже при поверхностном исследовании подобных документов становится очевидно, что, «несмотря на безпрестанные войны с соседними народами и внутренние неурядицы, мы выработали гражданские законы и гражданское устройство, которые стоят если не выше, то никак не ниже прочих славянских племен»[1618]. Главная часть этих законов — о поземельных отношениях и поземельном владении, которое развивалось «свободно, не будучи стесняемо никакими административными мерами». Не имея в своем распоряжении всех необходимых источников для изучения данной проблемы, автор призывал «всех лиц, заинтересованных улучшением края», собирать актовый материал и обнародовать его. По мнению Бакуринского, это должно было стать «материалом» и «для земского устройства», и для «истории цивилизации страны»[1619].

В ходе активного обсуждения основ реформы, представления о которых время от времени менялись и в правительственных кругах, и в среде реформаторов разных уровней, сторонники крепостного права становились эмансипаторами, начинали звучать другие оценки, друзья превращались в ярых соперников, расходились взгляды единомышленников, перетасовывались группировки, менялись роли отдельных действующих лиц. Так, Г. П. Галаган, который хотел играть первую скрипку в Черниговском комитете, оказался в так называемом меньшинстве. В. Д. Дунин-Борковский, прекрасный оратор, хорошо подготовленный к делу[1620], фактически взял на себя ведущую роль в этом комитете. Как писал о нем Бакуринский, этот человек одаренный высшим умом и государственным образованием обладал представительностью, находчивостью и даром слова, т. е. способностями, нужными для публициста и государственного человека. Силою своего красноречия, ясностью изложения он увлекал всегда большинство комитета на свою сторону… Главныя основания всего Положения принадлежали ему. Комитет отдавал ему всегда справедливость в этом деле, и даже противники называли его Царем Комитета[1621].

Автор одного из первых проектов реформ, пылкий сторонник ликвидации крепостного права, М. П. Позен вынужден был, из‐за несоответствия его убеждений таковым большинства членов Редакционных комиссий, добровольно подать в отставку. А. И. Покорский-Жоравко, в начале работы достаточно лояльный к своим коллегам даже с иными взглядами, в последних письмах к жене перешел к довольно жестким, язвительным оценкам значительной части депутатов Черниговского комитета, что представляет интерес в том числе с точки зрения уточнения историографических образов В. В. Тарновского, Г. П. Галагана, М. О. Судиенко, А. М. Марковича и др. И это не случайно, если учесть, какие ожесточенные баталии, какая страстная полемика развернулась при обсуждении Крестьянской реформы. Это было вызвано столкновением различных интересов, противоречивыми взглядами, попытками по возможности с минимальными потерями решить достаточно сложную общественную проблему.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука