«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

О свободе малороссийского народа, возможности пользоваться «в полном смысле владельческим правом над землями своими»^[1656] писали, говорили и другие малороссийские помещики. От екатерининского указа отталкивались в своих рассуждениях и В. В. Тарновский, и Н. А. Ригельман, и Г. С. Кирьяков^[1657], и еще целый ряд авторов. В Черниговском комитете обсуждению проблемы 1783 года было уделено специальное внимание. Очевидно, что ее касалось и полтавское дворянство. Во всяком случае, переяславское дворянство на уездном собрании не просто продолжительно остановилось на доуказных взаимоотношениях земледельцев и землевладельцев, но и просило о «прекращении силы дальнейшего действия указа» и о восстановлении для помещичьих крестьян права свободных переходов^[1658]. Об этом же говорили и представители полтавской элиты А. В. Богданович и М. П. Позен в Редакционных комиссиях. Следовательно, с одной стороны, обращение малороссийского дворянства к указу 1783 года было отправной точкой для обоснования социальной и хозяйственной специфики края, что делалось и в противопоставлении с другими регионами, в первую очередь с Новороссией. С другой стороны, таким образом проявлялась не только консолидация малороссийской элиты, но и ее ответственность за интересы своего сословия, за интересы крестьян, а также стремление «сохранить лицо» перед современниками и потомками. Это чужое крепостное право, введенное законом, что подчеркивалось многими малороссийскими ораторами и писателями, вело к упадку, ведь, как считал А. И. Покорский-Жоравко, «принудительные отношения помещиков и крестьян нравственно губили и тех и других». Крепостное право «убивало наши нравственные силы… как червь губило наш хозяйственный быт… не давало наслаждаться нашими избытками». Так же как и Г. П. Галаган, Покорский-Жоравко признавал: «Мы виноваты!» Однако, энергично работая над решением дворянско-крестьянской проблемы, надеялся отмежеваться от «яркого колорита плантаторов южных штатов», активно навязываемого дворянству тогдашней публицистикой^[1659].

Наиболее красноречиво, на мой взгляд, по поводу ответственности дворянства высказался Валериан Подвысоцкий, настаивая на необходимости вспомнить указ 1783 года в решениях Черниговского комитета, поскольку «таким образом каждый дворянин как бы говорит: не отрекаюсь от неправого дела моих предков, но возвращаю [то], что мне не должно было бы принадлежать; не дарю того, что не было моим, но возвращаю, и возвращаю теперь, ибо прежде не был вправе возвратить»^[1660]. Именно так выражалась готовность отказаться от навязанной в свое время центральным правительством роли дворян-душевладельцев, которая не была присуща малороссийской элите до 1783 года.

Как уже отмечалось, участники обсуждения не были единодушны в оценках событий и сути указа от 3 мая 1783 года. Их представления об этом в значительной степени держались на предании. Не случайно разные авторы, кроме 1783-го, называли также то 1782‐й, вероятно имея в виду ревизию населения, то 1784‐й, то 1785 год. Поэтому, наверное, и Г. П. Галагану, и А. П. Бакуринскому для комитетских дел так не хватало профессионально составленной истории. Но эта история, написанная вскоре А. Ф. Кистяковским и А. М. Лазаревским, будет совсем по-другому представлять ситуацию с закрепощением крестьян Малороссии. Ни о каком оправдании и даже понимании старшины-шляхты-дворянства здесь не будет и речи. В сознании малороссийского дворянства указ 1783 года был скорее «событием с негативным основанием»^[1661]. Именно он изменил характер социального взаимодействия в крае. И такое отношение к нему фиксировалось еще в начале 1861 года, в редакционной статье мартовского номера «Основы». Лазаревский своей концепцией сделал несостоятельной действующую модель коллективной идентичности малороссийской элиты, способствовал разрыву исторической памяти, по сути положив начало новому историческому мифу, в котором «старой» элите уже не было места.

«ПОМЕЩИКИ-КРЕПОСТНИКИ» КАК СТОРОННИКИ ОСВОБОЖДЕНИЯ КРЕСТЬЯН

Понимая, что в рамках книги раскрыть весь ход событий накануне Крестьянской реформы, даже в региональном измерении, проблематично, все же хочу остановиться еще на одном важном моменте. Речь идет о необходимости проверить устоявшиеся историографические оценки так называемых реакционеров, консерваторов, плантаторов и мнение, что большинство помещиков Украины, как и всей России, выступало за полное обезземеливание крестьян^[1662].