М. Е. Слабченко в уже упомянутой монографии, разбирая позиции украинского дворянства, сослался на воспоминания Рощаковского[1684]
. Историками он также упоминался среди других «апологетов крепостничества», активно выступавших на страницах «ОВ»[1685]. Однако значительный по объему и достаточно репрезентативный комплекс его текстов, в частности опубликованный в «Журнале землевладельцев» (далее — «ЖЗ»), фактически остался без внимания украинских специалистов.Больше места позициям Константина Александровича отведено в основательном исследовании Н. М. Дружинина, написанном в 1923 году (а опубликованном в 1926–1927‐м) и специально посвященном «ЖЗ»[1686]
. Оценка Дружининым этого известного в свое время издания в целом и позиций его авторов была обусловлена стремлением порвать с прежней «либерально-идеалистической традицией» (в том числе и выражавшейся в определении «ЖЗ» как «органа крепостников») и выполнить задачу, которая в ответ на резкую рецензию М. Н. Покровского еще раз четко формулировалась так: «на конкретном анализе сословно-дворянских мнений подтвердить правильность новой материалистической концепции о крестьянской реформе 1861 г. В свете этих данных начавшаяся ликвидация крепостных отношений объясняется не „гуманной политикой внеклассовой государственной власти“, а экономическими интересами господствующего сословия»[1687].Таким образом, автора прежде всего интересовала единая линия, общая «программа», общее мнение по основным болезненным вопросам, а не «различные мотивы», порожденные разными факторами. Конечно, Дружинин не исследовал региональные специфики и не рассматривал авторов «ЖЗ» сквозь призму изучения социальной истории регионов. Он искал лишь «внутренне сплоченное и сильное большинство»[1688]
в подтверждение своих концептуальных положений. Однако эта работа, которая остается классической в изучении «ЖЗ», и целый ряд наблюдений автора до сих пор сохраняют свою актуальность. Что же касается экономического детерминизма взглядов дворянства, то современные российские историки уже далеки от единства при ответе на вопрос, «какие факторы — хозяйственно-экономические, социальные, политические — в наибольшей степени определяли позицию той или иной группы помещиков в меняющихся с калейдоскопической быстротой обстоятельствах пореформенных лет»[1689], и все чаще отмечают, что «связь политических пристрастий с хозяйственными интересами тех или иных помещиков не была столь однозначной»[1690]. Поэтому некоторые выводы Дружинина, его оценки персоналий требуют взвешенного подхода.Для тех, у кого по праву может возникнуть вопрос: а кто такой К. А. Рощаковский, какую часть, группу дворянства он представлял? — хотя бы штрих-пунктиром очерчу некоторые биографические сведения. Но напомню, что в региональном измерении, особенно с учетом многочисленных сравнений в его текстах, он интересен для историков и Южной Украины, и Левобережья, поскольку принадлежал также к полтавским помещикам[1691]
.Сам Константин Александрович скромно написал о себе: «…я не богат, не знатен и не знаменит ученостью»[1692]
. Однако еще в XVIII веке в малороссийском обществе его предки были, вероятно, известны и знатностью, и ученостью. Согласно «Мемуарам», дед и прадед нашего героя, Петр и Захар, были бунчуковыми товарищами. Статус бунчуковых считался первым после казацких полковников, а со второй половины XVIII века все больше приобретал значение почетного титула[1693]. К тому же Захар Рощаковский был одним из тридцати «искусных и знатных персон», «достаточно искусных для предполагаемого дела», которых согласно указу Петра II от 1728 года гетман Данило Апостол определил для работы в кодификационной комиссии, составлявшей «Права, по которым судится малороссийский народ»[1694]. Вероятно, у Рощаковских не было проблем и с нобилитацией.Имения на Полтавщине, писал Константин Александрович, «достались… моему предку полтораста лет назад»[1695]
, т. е. еще во времена Гетманщины. А земли в Елисаветградском уезде Херсонской губернии получил отец нашего героя, Александр Петрович. Вероятно, он был энергичной и решительной особой, без разрешения родителей женился на польке, которая, находясь у родных в Литве, в 1815 году родила сына и, окрестив его в католическую веру, назвала Никлесом. Это вызвало возмущение Александра Петровича, занимавшегося обустройством своего южного имения, что в условиях степной Украины, как уже говорилось, было не таким простым делом. Увидев сына только через два года, отец перекрестил его по православному обряду, дал имя «Константин», после чего вся семья переехала в новое село на юге, названное в честь основателя Александровкой[1696].