«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

Еще во второй половине XIX века историки поставили под сомнение обобщающие отрицательные характеристики дворянства и деятелей Крестьянской реформы. В частности, И. И. Иванюков обратил внимание на несправедливость «легенды» о сплошь реакционности дворянских комитетов, якобы представляющих «целиком безобразный и ни к чему не годный хлам крепостнических тенденций, в котором только кое-где, в голове случайно замешавшихся единиц мелькала здравая мысль и добросовестное отношение; будто положение 19-го февраля сочинил кружок умных и честных либералов, а общество ни при чем и скорее мешало»^[1663]. Говоря о членах комитетов, А. А. Корнилов даже представителей «большинства» считал в большей степени либералами по политическим взглядам. И если они не сочувствовали реформе, «то в значительной мере потому, что реформа эта задумана была без их участия и им предлагали обсудить ее по готовой программе, не согласованной с их местными нуждами и интересами»^[1664]. Причем под последними понимались интересы не только дворянские.

В то же время, как отметил М. Д. Долбилов, «дореволюционные либеральные историки, хотя и упрекали реформаторов-бюрократов за одинаково строгие меры против аристократов с одной стороны и либеральных дворян типа А. М. Унковского — с другой, вполне усвоили либерально-бюрократическую точку зрения на политические требования аристократов как на злобную попытку взять реванш за потерю прав на личность и труд крестьян»^[1665].

В первую очередь это касается фигуры М. П. Позена и таких «крепостников», как К. А. Рощаковский и Н. Б. Герсеванов, вписанных в контекст украинской истории именно под этим углом зрения. Но, знакомясь с опубликованными и архивными материалами, записками и проектами, беспристрастный читатель, скорее всего, не встретит подтверждений их крепостнических позиций. Более того, может возникнуть вопрос: почему, например, тот же Унковский или В. А. Черкасский прочно вписаны в либеральное движение периода подготовки Крестьянской реформы, а вышеназванные наши герои оказались в противоположном лагере? Ведь в развернутой записке последнего говорилось только о

некоторых практических мерах, которыя бы достаточны были для временного врачевания зла (курсив мой. — Т. Л.), не в силах будучи возбудить ни слишком упорного сопротивления высших классов, ни слишком преждевременных надежд низших слоев народа, которыя пришлись бы по плечу современному общественному развитию русского мира и вместе с тем не потребовали бы от государства слишком энергического напряжения правительственных струн^[1666].

В то же время Позен в письме к Александру II от 7 апреля 1856 года писал, что «особенное внимание дóлжно обратить на установление прав состояний низшаго сословия — поселян», замечая, что «помещичье право, даже в облагороженном проявлении своем, крайне стеснительно для крестьянина как человека». В своей первой записке, поданной императору, он не только показывал фальшивость существующего положения вещей, но и перечислял меры для «немедленного» освобождения крестьян^[1667]. Князь же Черкасский, впоследствии представитель интересов тульского дворянства, член-эксперт Редакционных комиссий, в январе 1857 года по-прежнему был убежден, что «Россия в настоящую минуту не требует еще немедленного радикального преобразования крепостного состояния»^[1668].

Может возникнуть также вопрос: почему за предложениями предводителя дворянства Тверской губернии, А. М. Унковского, в историографии закрепилась репутация «одного из радикальных проектов»?^[1669] Неужели потому, что они были опубликованы в «Колоколе» и в свое время В. И. Ленин поставил их автора в один ряд с А. И. Герценом и Н. Г. Чернышевским? Ведь сам активный деятель Тверского комитета выступал и за необходимость пожертвований от «всех слоев государства и всех родов имуществ» на дело освобождения крестьян, и за выкуп крестьянами земли, и за компенсацию государством помещику потери его прав на крестьянина^[1670]. Как и Герсеванов, он критически отнесся к результатам деятельности Редакционных комиссий в своих «соображениях», напечатанных также за границей, правда, в герценовских «Голосах из России»^[1671]. Итак, попробую посмотреть: действительно ли «консерваторы» так намного «отстали», действительно ли их и «прогрессистов» разделяла столь глубокая, непреодолимая пропасть?

Поскольку имя К. А. Рощаковского в книге еще, по сути говоря, не звучало, начну с него. К тому же, по-моему, это возможность взглянуть на то, каким образом будто бы и не подготовленный, рядовой хозяин, представитель малороссийско-новороссийской фамилии, активно вошел в эмансипаторское дело и как он его переживал в прямом и переносном смысле.