«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

Константин Александрович Рощаковский может быть отнесен к тем деятелям Крестьянской реформы, которые лишь изредка упоминаются в литературе. Историков заинтересовали в первую очередь его размышления, опубликованные в 1887 году в «Киевской старине», известные как «Мемуары К. А. Рощаховского времен освобождения крестьян»^[1672]. Но публикатор, спрятавшийся за криптонимом «А. Р.» (скорее всего, А. А. Русов^[1673]), кажется, не совсем точно определил жанр писаний, за которые автор принялся в ноябре 1861 года — вероятно, оформляя в виде статей, с намерением дальнейшего обнародования, свои непосредственные впечатления от проведения реформы в собственных имениях.

Мнение Русова о том, что эти бумаги «вовсе не предназначались для печати»^[1674], не совсем обоснованно. Сам же Рощаковский дал названия этим «рассказам из личной жизни» — «Будущее России», «Введение Уставной Грамоты», «Разверстка угодий и выкупного платежа», «Детский мир», а в «Прибавлении» к последнему достаточно прозрачно высказал намерение опубликовать «статью». Об этом свидетельствует и стремление еще раз объяснить потенциальным читателям смысл, вкладываемый им в понятие «казаться», в полемике со статьей Н. И. Пирогова «Быть и казаться», размещенной знаменитым хирургом в «Одесском вестнике» (далее — «ОВ»)^[1675]. Прижизненная публикация, скорее всего, могла не осуществиться — по состоянию здоровья. Будто предвидя это, в предисловии к первой записке автор подчеркнул: «Даю волю мыслям, которыя, вероятнее всего, никогда не будут напечатаны. Кашляю и чувствую удушье; грудь болит; пусть болит: хочу думать и жить, пока существую на свете»^[1676]. Пожалуй, именно эти слова убедили Русова, что он первым представил широкой публике материалы Константина Александровича. Публикатор, вероятно, не обратил внимания на соответствующие позиции библиографического труда В. И. Межова^[1677], где назван целый ряд статей нашего героя, в том числе «Введение уставной грамоты» и «Разверстка угодий и выкупного платежа», увидевшие свет на страницах «ОВ» в 1861 и 1862 годах соответственно^[1678]. Причем известный библиограф также поместил информацию о публикации некролога, что достаточно редко встречается в этом издании, специально отметив Рощаковского как одного из деятельных сотрудников «ОВ».

Константин Александрович до последнего не просто доверял свои мысли бумаге, но и публиковался. В январских номерах «ОВ» за 1862 год он поместил еще три свои статьи^[1679], а 18 марта того же года умер «от скоротечной, или галопирующей, чахотки». Причем во вступительном слове к «Мемуарам» Русов, в чье распоряжение бумаги были предоставлены наследниками Рощаковского, в качестве причины болезни назвал «вспыльчивость, развившуюся в последние годы жизни, и горячность при отстаивании своих мнений». По воспоминаниям о нашем герое, собранным публикатором «Мемуаров», именно «усиленные кабинетные занятия последних двух лет… жизни свели его преждевременно в могилу, на 47[-м] году…»^[1680]. Получается, можно сказать, что из‐за переживаний, интеллектуального напряжения Рощаковский стал «жертвой» Крестьянской реформы^[1681]. В данном случае на это надо обратить особое внимание, ведь таких неравнодушных, хотя, возможно, и не всегда фиксирующих свои мысли на бумаге, среди дворян было не так уж и мало.

Из бумаг Рощаковского, перечень которых («может быть, неполный») привел Русов и который удалось расширить, просматривая «ОВ» и указатель Межова, значительная часть посвящена именно крестьянской проблеме. Причем все тексты относятся к 1857–1861 годам и демонстрируют завидную активность Константина Александровича, особенно в период работы Херсонского губернского комитета по обустройству быта крепостных крестьян. Этот список и упоминание Русовым некоторых других памятников свидетельствуют о довольно значительном источниковом потенциале, что, в случае обнаружения хотя бы отдельных фрагментов, может помочь созданию более полной биографии Рощаковского и уточнению его историографического образа.

Штриховой портрет этого героя был начертан тем же Русовым, который причислил Константина Александровича к «сторонникам консервативной партии»^[1682]. Итак, не прибегая к детальному анализу взглядов, с позиций украинского «революционера» было определено дальнейшее место Рощаковского в историографии^[1683]. Причем здесь мы снова встречаемся с довольно типичной практикой, когда отнесение той или иной персоналии к определенному направлению зависело от идейных, идеологических предпочтений исследователей. Впоследствии даже положительные характеристики, данные первым биографом, потеряются и К. А. Рощаковского постигнет историографическая судьба тех, кого «записали» в круг «крепостников», — или полное забвение, или беглые упоминания с соответствующим негативным привкусом.