«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

Не случайно газета имела довольно широкую читательскую аудиторию. Неизвестный автор «Русского вестника», подчеркивая «новое значение» одесского издания, по этому поводу писал: «Одесский вестник не ограничивается, впрочем, одними местными интересами. Он принадлежит безспорно к числу лучших наших газет и нередко помещает статьи, имеющие общее значение»^[1719]. Высказывался на страницах газеты и К. А. Рощаковский^[1720]. Причем здесь разгорались довольно ожесточенные дискуссии, образовывались своеобразные «партии»^[1721]. Как отмечала Ю. И. Герасимова, правительство вынуждено было терпеть эту «гласность», пытаясь привлечь на свою сторону наиболее «благонамеренных и преданных» литераторов. Но уже в течение 1858 года было разослано на места четыре секретных распоряжения, вносились коррективы в понимание «гласности» в отношении правительственной политики по крестьянскому вопросу. Циркуляры от 14 июня и от 12 июля касались и «ОВ», на чье «неблагонамеренное направление» неоднократно жаловался и новороссийский и бессарабский генерал-губернатор граф А. Г. Строганов^[1722]. Тем не менее газета продолжала оставаться экспериментальной площадкой, что имело свое непосредственное продолжение и в губернских комитетах.

Херсонский дворянский комитет открылся сравнительно поздно — 14 октября 1858 года и проработал до 14 апреля 1859 года^[1723], четко руководствуясь установками правительства, в частности рескриптами и Программой от 21 апреля 1858 года. Рощаковский не был членом этого комитета, однако свою первую статью в «ЖЗ» писал как своеобразную программу его действий, осознавая, что «святая, но вместе с тем трудная обязанность лежит на избранниках дворянства»^[1724]. Сам автор, извинившись за то, что «многого не разъяснил в надлежащей подробности», по поводу жанра писаний и собственных чувств отметил: «Это не литературная статья — я не имел времени взвешивать каждое слово. Это не деловая бумага — я не мог сдерживать чувств души. И заставить их молчать в таком важном деле». Итак, он спешил изложить не только свой взгляд на проблемы, но и те принципы, каковыми желательно было бы руководствоваться еще до начала работы дворянского комитета. Во-первых, необходимо «решать судьбу крестьян таким образом, чтоб это действительно (курсив автора цитаты. — Т. Л.) послужило к улучшению их быта, а вместе с тем не забывать интересов помещиков», поскольку «малая семья дворянства, сравнительно с большой массой крестьян, имеет перед Богом и перед законом равныя права на справедливость». Во-вторых, надо помнить, что в течение двенадцатилетнего переходного периода, определенного предыдущей правительственной программой, отношения между двумя основными игроками на поле большой проблемы — крестьянством и дворянством — будут улучшаться, ведь ни один помещик не захочет по завершении определенного срока остаться в своей деревне без людей. И в-третьих, «члены комитета должны остерегаться вреднаго пристрастия к собственным убеждениям; эти убеждения они должны сложить в общую массу всех мнений и безпристрастно обсуждать каждое мнение — кем бы оно ни было подано»^[1725].

Прежде чем изложить на бумаге свои мысли, Рощаковский «советовался, с кем мог», а также «испытывал свою душу: нет ли в ней хоть искры пристрастия к дворянству либо ложной, неприменимой гуманности». Очевидно, этот вопрос продолжал его волновать, особенно после критики, прозвучавшей в его адрес. Будто оправдываясь, он неоднократно объяснял свои позиции, обращая внимание на необходимость соблюдения баланса интересов, причем центральным здесь было понятие справедливости.

Опасаясь упреков со стороны «собратий-помещиков» в «ультрафилантропических идеях», Константин Александрович в августе 1858 года, вдогонку своей первой статье в «ЖЗ», предупреждал: «Я никогда не забывал общих наших интересов и внимательно взвешивал их на весах справедливости и разсчета. Но обсуждая вопрос с одной и с другой стороны — куда девать сердце?»^[1726] Сердце было на стороне крестьян, «наших бедных братий», мысль о «действительном улучшении быта» которых не должна была ни на минуту оставлять тех, кто писал по этому поводу. Однако, учитывая направление общественных настроений, которое формировалось под влиянием правительственной политики и либеральной прессы, он также считал, что «справедливость (курсив автора цитаты. — Т. Л.) к другой стороне (дворянству. — Т. Л.), которая становится у нас как бы подсудимою, должна быть другою целью… и цель эта равно прекрасна и благородна»^[1727].