В октябре 1859 года Герсеванов направил шефу жандармов князю В. А. Долгорукову записку под названием «Замечания на журналы комиссий по крестьянскому вопросу № 17–32» (речь идет о Редакционных комиссиях, начавших рассматривать проекты реформы, предложенные губернскими комитетами). Такие же записки он отослал председателю Редакционных комиссий Я. И. Ростовцеву и новороссийскому генерал-губернатору А. Г. Строганову. Последнему 6 декабря были предложены еще и замечания на журналы № 32–52. Более того, в 1860 году в Берлине Герсеванов опубликовал брошюру «О социализме Редакционных комиссий. Письма к председателю их, генералу Ростовцеву, помещика Е[катеринославской] губернии»[1736]
, которая и вызвала возмущение в первую очередь бюрократов-реформаторов. Именно благодаря этим писаниям Николай Борисович и остался в памяти как яростный защитник крепостного права. Правда, книжку никто не анализировал.Однако у историографического забвения нашего героя были и другие причины. Еще на рубеже XIX–XX веков их назвали Н. Н. Мурзакевич в некрологе и Н. П. Чулков в наиболее развернутом на то время биографическом очерке: ряд статей публицистической направленности о «еврейском вопросе» и брошюра «Гоголь перед судом обличительной литературы», которые «возбудили к нему [Герсеванову] вражду… защитников евреев и почитателей Гоголя»[1737]
. Можно предположить, что недовольство публики вызвали и резкие ответы Николая Борисовича на обвинения в адрес его бывшего начальника — главнокомандующего сухопутными и морскими силами в Крыму, князя А. С. Меншикова, — а также герсевановские исследования причин российских неудач и тактических преимуществ французов и англичан во время Крымской кампании 1854–1855 годов.Следствием защиты собственной позиции по крестьянскому вопросу, особенно после публикации брошюры в Берлине, стали также отставка Герсеванова и, как считал М. Н. Лядов, лишение звания генерал-майора[1738]
. Но, несмотря на это, Николаем Борисовичем в то время была написана и в 1861 году напечатана не менее одиозная, достаточно объемная и уже упомянутая книжка — «Гоголь перед судом обличительной литературы», — на которой стоит остановиться отдельно для создания более объемного изображения дворянина-реформатора. В данном случае Герсеванов не просто высказывался по поводу литературных талантов. По сути, он вступил в своеобразную полемику, точнее — в обсуждение общественных проблем, поднимаемых творчеством великого писателя. При жизни Н. В. Гоголь неоднократно подвергался критике, особенно за «Выбранные места из переписки с друзьями», неоднозначно воспринимавшиеся даже сторонниками Николая Васильевича. Но после смерти писателя, когда культ Гоголя не просто создавался, а уже и закреплялся, решиться на это мог не всякий. Выступить против было по-генеральски смело. Не случайно именно эта книга увеличила количество противников Герсеванова.Наш герой Гоголя лично не знал, не имел приватных мотивов взяться за перо. Толчком к зажигательному разбору гоголевских писаний послужили не столько художественные произведения, не столько записка П. А. Кулиша о писателе, сколько опубликованные письма Гоголя. Именно их обнародование и дало основание для публичного разговора, для критики, вывело «диалог» за пределы личностного. Разумеется, Николай Борисович оценивал не столько литературный дар Николая Васильевича, сколько его морально-этические качества и гражданскую позицию. Оценивал без учета величия писателя, как современник, который по-своему воспринимает написанное и его непосредственные последствия. Не будем его за это упрекать. К тому же не характеристики личности Гоголя важны в данном случае. Важнее, думаю, услышать голос обычного образованного екатеринославца, провинциального дворянина, гражданина, неравнодушного к важным общественным преобразованиям и к роли литературы в этом процессе. Несмотря на то что тогда именно писатели являлись «властителями дум», критический ум Герсеванова был свободен, во всяком случае, от властвования тезки над ним.
Разбирая детально переписку Гоголя, начиная с детских, гимназических лет последнего, Герсеванов получил возможность воспроизвести формирование характера будущего писателя — характера, который и сказался впоследствии на литературных произведениях. Причем екатеринославец просил прощения за откровенные оценки у матери и сестер Николая Васильевича, понимая, что тем будет неприятно. Сторонник гласности, он и здесь стоял на ее страже: «Что же делать? Гласность имеет свои неотъемлемые права»[1739]
.