«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

Итак, для малороссийского дворянства актуальность этой проблемы, как видно, не угасла и в начале XIX века. Для помещиков она была связана, о чем уже говорилось, и с необходимостью платить за беглецов налоги, и с потерей рабочих рук. В связи с этим трудно не согласиться с Л. В. Миловым в том, что при исследовании общества с ярко выраженным экстенсивным земледелием, которое требует постоянного расширения пашни, где дефицит рабочих рук был постоянным в течение целых веков, ракурс оценок взаимоотношений помещиков и зависимых крестьян должен измениться. Ведь «в условиях, когда общество постоянно получало лишь минимум совокупного прибавочного продукта, оно объективно стремилось к максимальному использованию и земли, и рабочих рук. И суровые рычаги принуждения — для той эпохи объективная необходимость»^[724].

Даже в середине XIX века Н. А. Маркевич писал о «людях захожих», которые «вольными переходами» из села в село значительно усложняли переписи населения. Еще незадолго до того были у него «старики, которые платили с дыму по рублю, а иногда и не платили, потому что переходили из села, где были считаны, в село иное, к иному помещику; такие были везде». Это были исключительно малороссияне. А возможность существования такой категории историк Малороссии объяснял проблемой «осаживания» новых сел^[725]. Федор Искрицкий среди двух зол, кроме народных суеверий, также называл побеги крестьян, «часто шатающихся от молодости до старости, из дома в дом, из хаты в хату, где день, где ночь, не платя податей и не неся никаких повинностей, и возвращающихся голышами умирать на свое пепелище; беззаконный прием и укрывательство беглых мелкими помещиками, священниками, казаками и в особенности раскольниками в слободах — зло, сильно вкоренившееся»^[726].

Итак, проблема крестьянских переходов и побегов еще долго сохраняла актуальность для левобережного дворянства. Поэтому я и в дальнейшем буду к ней обращаться, пытаясь кое-что добавить к анализу региональной специфики данного явления, насколько это возможно на настоящем этапе ее изучения^[727].

В 1801 году на итоговом заседании уездных маршалов в Чернигове были составлены «пункты», представлявшие коллективное мнение губернского панства. Надо отметить, что на последних листах архивного дела содержится их черновой вариант, который несколько отличается от опубликованной «Записки о нуждах малороссийского дворянства». Он состоит из восьми пунктов (в опубликованном варианте — шесть), в которых без развернутой аргументации перечислены дворянские «нужды». Кроме тех, которые указаны и в опубликованном экземпляре, в черновике все же поставлены вопросы «О строгом подтверждении запрещения приема и укрывательства особенно в Новороссийской губернии, на Дону и Черноморском поселении беглых с Малороссии помещичьих крестьян» и о прекращении дворянами уплаты налога на содержание судей, поскольку денежные выплаты не соответствуют положениям Жалованной грамоты^[728]. Очевидно, окончательный вариант, в конце концов и оказавшийся в распоряжении публикаторов, в дальнейшем отшлифовывался, добавлялось развернутое обоснование некоторых пунктов, выбирались лишь достойные внимания императора, те, которые принесут максимальную пользу всей губернской корпорации. (Замечу, что проблема побегов крестьян на юг не очень волновала помещиков северных регионов Малороссии.) Именно по ним и выносился историками приговор левобережному дворянству, да и украинскому в целом. Но все же с окончательным «вердиктом», пожалуй, стоит подождать.

Итак, крестьянская тема, хотя и не в концентрированном виде, так или иначе прозвучала и на уездных собраниях, и в итоговом обращении к Александру I. Ведущим же рефреном все еще оставалась проблема крестьянских побегов и переходов, и, напротив, пока не очень четко проявлялись темы, которые впоследствии приобретут значение главных, — забота о лучшей организации помещичьего хозяйства и обеспечении собственных крестьян. Кстати, при обсуждении дворянских «нужд» «подданные» фигурировали рядом с «крестьянами». Возможно, это было признаком восприятия крестьянского вопроса в общероссийском варианте, а возможно — проявлением стремления быть понятыми и услышанными верховной властью.

Ф. О. ТУМАНСКИЙ КАК РЕПРЕЗЕНТАНТ ИДЕЙНОЙ ИНКОРПОРАЦИИ МАЛОРОССИЙСКОГО ДВОРЯНСТВА В «КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС»