Поместье Уэйкфилд

Было неправильно втягивать ее во все это. Не сейчас, когда ему известно, каковы ставки. Нельзя использовать Вайолет как человека, на котором он разрядится. Выпустит свой отрицательный заряд, свой гнев.

– Пожалуйста, уходи, – повторил он более мягко.

Вайолет выпрямила спину и покачала головой. Нет.

– Убирайся, – прорычал он. – Я не в настроении для твоих игр.

– Это не игра. Я никуда не уйду. Я хочу пройти это с тобой… что бы это ни было.

Вайолет подняла подбородок. Она встала и приблизилась к нему. Зак попятился. Своим длинным ногтем она провела по краю его скулы, взяла за подбородок и заставила встретиться с ней взглядом. Ее пухлые, подведенные фиолетовым губы были приоткрыты, а очерченные сине-черным глаза подобны кошачьим.

Она зло усмехнулась.

– С тех пор как мы были детьми, я всегда соответствовала твоей тьме. Ты всегда мог сравниться с моей. Дай мне почувствовать твою боль, – прошептала она.

Вайолет потянулась и поцеловала его. Зак вздрогнул. Он посмотрел на Вайолет и увидел свою темноту, отражающуюся в ее глазах. Вайолет была его зеркалом. Всегда была.

– Заставь меня почувствовать то, что чувствуешь ты, – проронила она.

Зак ощутил, что сгорает изнутри. Она была с ним, воплощение всего неправильного. Красивая и испорченная, идеальная и сломанная. Утешение, к которому он всегда обращался. Двое детей, живущих в больших особняках на противоположных концах бездушной улицы. На той улице, где тайны были разменной монетой, а любовь редкостью, они случайно нашли друг друга. И друг в друге они нашли и насилие, и утешение, и утверждение, и бегство.

Зак крепко обнял ее.

Огненный взгляд Вайолет сфокусировался на нем, ее синие глаза блестели голодом. Да, это были глаза голодной волчицы.

Она пугала его и волновала одновременно.

Зак хотел сгореть. Самоуничтожиться, почувствовать оцепенение, которое может принести только хаос. Она была хаосом в его прекраснейшей форме.

Зак понял, что делать. Оставив Вайолет, он пошел, чтобы сказать дяде, что готов пройти через процедуру.

Зак покончил со спасением кроликов. Он был готов спасти себя.

Глава 15 Ника

У входа на кухню Ника засомневалась. Она слышала шум за дверью: звуки передвигаемой посуды, шипение масла на сковороде, открывающаяся дверца холодильника. Запахи горячих блинов, тушеного лука и пряных бобов смешивались и проникали за дверь.

Она колебалась. Девушка не могла точно знать, завтракают сейчас ее друзья или еще сидят в своих комнатах в болезненной тишине, вызванной ужасными событиями прошлой ночи. Вообще, предполагалось ли им идти на завтрак после всего, что случилось? Ее дверь отперли наутро, после того как она пробралась обратно. Однако она не была уверена, станет ли Хефе продолжать игру «вы у меня в гостях» после их попытки побега.

Ника предпочла бы не желать ничего из их пищи для VIP-заключенных. Она предпочла бы, чтоб у нее не сосало под ложечкой при мысли о блинчиках.

Прошла еще одна неловкая минута подслушивания. Желудок у Ники начал ворчать. Она вошла на кухню и застала Лупе у плиты.

Квинн и Интеграл сидели на противоположных концах черного мраморного острова и ели в тишине. Левый глаз у Интеграла распух. Лицо раскраснелось, а светлые кудри растрепались больше, чем обычно. Выражение его лица разбило Нике сердце на тысячу осколков – оно выражало чистую и полную покорность.

Лицо Квинна выглядело еще хуже. У Ники перехватило дыхание, когда она увидела все оттенки черного, синего и желтого, уродующие его красивые черты. Прошлой ночью серьезность травм была скрыта темнотой его комнаты: опухшая, разорванная губа; опухшее веко; рассеченная бровь; рука защищает пострадавшие ребра.

Однако выражение лица Квинна, когда он увидел Нику, явило резкий контраст с его состоянием: он засиял, широко улыбаясь.

– Буэнос-диас, ребята, доброе утро, – вежливо сказала Ника, занимая место рядом с Квинном. Она не смотрела на Интеграла. Не могла заставить себя сделать это. Он не поздоровался с ней, не ответил на приветствие.

– Буэнос-диас, – сердито буркнула Лупе.

Вероятно, ей сообщили, что подростки украли у нее телефон, но Ника с облегчением увидела, что с ней ничего страшного не случилось. Ей не хотелось, чтобы кухарка заплатила за то, что они сделали. Не особо услужливо Лупе поставила тарелку перед Никой. Та пробормотала: «Грасиас» – и взялась за еду.

– Со мной все будет хорошо, – весело сказал Квинн, когда поймал ее взгляд на своих ранах.

Он тряхнул головой, так что несколько темных прядей упали на его опухшее веко.

– Очень болит? – спросила Ника.

Ей очень хотелось повернуться к Интегралу и спросить его о том же, но она боялась. Что-то в том, как он сидел, внутренне закипая в тихой ярости, подсказало ей, что лучше его не беспокоить.

– Только когда двигаюсь, – хитро улыбнулся Квинн.

Ника ответила вымученной улыбкой.

Он провел пальцем по ее плечу, а затем нежно сжал ее ладонь.

Ника аккуратно вплела свои пальцы в его. Он снова улыбнулся, на этот раз шире.