Поместье Уэйкфилд

Она положила голову Квинну на грудь и крепко обняла. Она удивлялась тому, как он ее окутал, словно вместе они стали валуном, перед которым волна людей и звуков разбивается и никогда не подходит настолько близко, чтобы прикоснуться. Вот кем был Квинн – камнем, драгоценным камнем, алмазом, выплавленным временем и давлением. Он был нерушимой силой, рядом с которой она могла чувствовать себя всегда в безопасности; Квинн был ярким утром дня – надеждой, светом и игрой. А Зак?.. Зак был задумчивой тишиной ночи.

– Ты светишься, – с удовлетворением констатировал Квинн. – Я говорил тебе. Что касается женщин, то еда может исправить буквально все, все что угодно, – поддразнил он ее.

Ника ухмыльнулась, вспомнив первый момент, когда они встретились и он угостил ее шоколадом и рассказал о своей матери и сестрах.

– Ты скучаешь по ним? По своим сестрам, – спросила она, стараясь, чтобы в голосе не прозвучала никакая моральная оценка.

За все время, что она знала Квинна, он никогда больше не вспоминал о них вслух, никогда не звонил им, никогда не беспокоился о них.

– Неважно, сколько времени проходит, – я люблю их всегда, и они всегда будут любить меня. Любовь не нуждается в напоминаниях, – сказал он, слегка нахмурившись. – И… конечно, хочу когда-нибудь снова увидеться с ними.

В его взгляде было что-то, чего Ника не могла определить. Некое отстраненное сожаление.

Но его настроение вмиг изменилось, и он добавил, хохотнув:

– Они разорвут тебя на части только за то, что ты со мной, но потом они научатся любить тебя.

Ника улыбнулась ему, радуясь тому, что с ними происходит здесь и сейчас.

Ведь они могли позволить себе пообещать друг другу кусочек будущего, чтобы противодействовать ужасной вероятности, что могут вообще не иметь его.

– Ладно, пора нам отработать всю эту еду, – сказал Квинн.

Он снова обнял ее и повел по улице, словно знал, куда идет.

– Такое ощущение, что ты бывал здесь раньше, – высказала Ника свое подозрение под гул толпы, музыку, сигналы машин, окрики и шум улицы.

– Я городская крыса и могу найти дорогу где угодно и куда угодно, – ухмыльнулся Квинн в ответ.

Он искусно обходил пьяных американских туристов, одетых в рубашки с гавайским принтом, и детей, которые вместо того, чтобы спать, торговали маршмеллоу. Он быстро проскальзывал мимо мужчин и женщин, предлагавших другие, более взрослые товары и услуги из темноты переулков.

– У меня есть два правила, – поделился Квинн. – «Следуй за едой», – указал он на тележки с дымящейся едой впереди них, – а также… – Он повернул во двор, освещенный бумажными фонарями, переполненный людьми, танцующими сальсу. – «Следуй за музыкой», – заключил он, прежде чем раскрутить ее в страстном танцевальном па.

Желтое платье Ники вспыхнуло, как яркий цветок, и она снова оказалась к нему лицом. Ее рука легла на его затылок, а другая встретила его руку, и они начали танцевать сальсу.

Несколько минут назад Квинн заставил ее чувствовать себя в безопасности и убаюкал ощущением спокойствия, а теперь он вернул Нику к жизни.

Он держал ее руки кончиками пальцев; они двигались в одном ритме с музыкой и биением своих сердец – сначала медленно, как бы проверяя пределы дозволенного. Затем он нагло положил руку ей на бедро и резко притянул ближе к себе – достаточно близко, чтобы чувствовать ее дыхание.

Квинн переместился, качнулся и двинулся с ней в танце. Ника почувствовала бешеный ритм, незнакомые слова пронзали ее. Она ощутила, как уходит онемение, тяготившее ее несколько недель, а его место занимает жар жизни.

– Ты не так плох, – похвалила она Квинна, перекрикивая музыку.

– Ты думала, только Бастиан умеет танцевать?

Ника отогнала вспыхнувший стыд. Это было неподходящее время для неловкости или смущения – не на этом танцполе, не в эту теплую, сухую мексиканскую ночь.

В воздухе витал аромат уличной еды, приправленный пьянящими парами напитков. Пот сбегал по коже. Ника раскраснелась.

Со злодейским выражением лица Квинн вращал ее, и Ника, крутясь, откидывалась назад и улыбалась ему в момент, когда его нога обвивала ее колено. Ника пила горячий ночной воздух, как нектар, и позволяла себе забыть обо всем на свете.

Они крутились, пока луна не превратилась в белое веретено, вращающееся в небе. Они танцевали, пока у нее не заболели легкие, а волосы на шее не стали влажными.

Песня закончилась, и Квинн нежно поцеловал ее в лоб. В молчаливом согласии они сошли с танцпола и, взявшись за руки, направились к мотелю.

По возвращении Ника сказала Квинну:

– Знаешь, когда мы пересечем границу, ты сможешь получить новый паспорт в ирландском посольстве. Ты сможешь уехать домой.

– Я ни за что не оставлю тебя, – уставился на нее Квинн.

Он выглядел так, как будто хотел сказать больше, но у стойки регистрации стоял, подбоченившись, Бастиан и наблюдал за ними.

– Какие вы, дети, милые, – усмехнулся он.

– Иди подглядывай в другом месте, – презрительно кинул ему Квинн.

– Берегись. Поломанные ребра заживают гораздо дольше, чем ушибленные, – пригрозил Бастиан.