Помни мой голос

– Обри – бесчувственный эгоист, – возмутилась Берта. – Мог хотя бы для внуков расстараться и расшевелить это стоячее болото.

– У Обри много детей? – спросил Макс.

– Трое от Эллен и один от Минни, – ответила Синтия.

– А где Минни? – полюбопытствовал Макс.

– Скончалась от рака пять лет назад. Странная была женщина, неприметная. До сих пор удивляюсь, почему он на ней женился. Наверное, от безысходности. Между ними не было ничего общего. Ей больше подошла бы роль экономки, а не жены. – Синтия вздохнула. – Дети Обри живут собственной жизнью и далеко отсюда… А ведь когда-то в Педреване не умолкал смех. Мы играли в теннис, крокет и прочие дурацкие игры. Помнишь «охоту за сокровищами», Берта?

– Еще бы! Такое не забывается.

– Однажды мы искали всякий мусор, и Руперт катал нас по округе. Найти перо утки или початок кукурузы труда не составило, а вот с клоком овечьей шерсти нам пришлось повозиться. Руперт и Элиз чуть животы от смеха не надорвали! Только представь: мы с Флоренс как умалишенные гоняемся по полю за овцой, потрясая ножницами, а Руперт и Элиз наблюдают за нами из автомобиля. Элиз была слишком серьезна для подобных развлечений. Не то что мы с Флоренс. В тот год Руперт во Флоренс и влюбился. И никто из нас этого не заметил.

– А вы не могли бы рассказать мне про Руперта и Флоренс? – попросил Макс. – Меня очень занимает Руперт.

– Прежде всего должна тебе сообщить, что мой братец Руперт был словно пришелец с другой планеты, – усмехнулась Синтия. – Он ненавидел спорт, особенно теннис. Каждое лето отец нанимал тренера, который обучал нас теннисному мастерству. Так Руперт отказывался даже прикасаться к ракетке! Стоял в белом теннисном костюме, скрестив на груди руки и грозно сверкая глазами, и ни в какую не желал заниматься. Отец упрашивал его, да все без толку. Руперт понимал, что игрок из него никудышный, и не собирался попусту тратить время. Обри, напротив, был прирожденным спортсменом, чем немало раздражал Руперта: обидно, когда младший брат во всем тебя превосходит. Зато Руперт отличался недюжинным умом, хотя в школе дела у него шли неважно. Понимаешь, он не испытывал никакого уважения к авторитетам. Не выносил, когда его пытались учить жизни. А еще он обладал невероятным чувством юмора. Так и сыпал забавными остротами. Особенно он любил абсурд. А как он рассказывал анекдоты! Закачаешься. На твоих глазах он перевоплощался в героя шутки. Из него получился бы хороший актер или писатель. Руперт, несомненно, оставил бы заметный след в жизни, если бы ему суждено было ее прожить. Увы, он погиб в битве за Арнем. Флоренс чуть с ума не сошла от горя. У них была малютка-дочь, Мэри-Элис, которая так и не узнала своего отца. Ужасно, ужасно…

– Не отвлекайся, Синтия, – попеняла ей Берта, цедя вино. – Ты хотела рассказать Максу, как Руперт и Флоренс полюбили друг друга.

– Флоренс была моей самой близкой подругой, – улыбнулась Синтия, – однако она ни словом не обмолвилась мне о Руперте. Наша семья предполагала, что она влюблена в Обри. – Синтия закатила глаза. – Все были влюблены в Обри. Он был таким милашкой и не строил из себя невесть что. У него был ангельский характер. Фло, бедняжка, пунцовела всякий раз, как Обри с ней заговаривал. Мы над ней подтрунивали в семейном кругу. Бывало, я вслух читала ее письма. Она писала мне из школы-интерната, куда ее отослали. Думаю, ее родные не знали, что с ней делать. Она была совершенно неуправляема. Разумеется, не по современным меркам. В дни нашей юности мы не выходили за рамки приличия. И все-таки для своего времени Флоренс была чересчур своевольной и дерзкой. В общем, я читала ее письма, и Руперт с Обри на все лады ее восхваляли. Они считали ее забавной. Правда, Обри не испытывал к ней ни малейшего влечения. Для него Флоренс была всего лишь моей непослушной подругой. Думаю, он знал, что Флоренс души в нем не чает. Однако он никогда не смеялся над ее чувствами и не оскорблял. Обри был джентльменом до кончиков пальцев… Тем летом, тридцать седьмого года, за пару лет до войны, Руперт приехал в Педреван да там и остался. Обычно летом он мотался от Биаррица до Антиба или слонялся по Ривьере, наслаждаясь жизнью, как он это себе представлял: сидел в кафешках, курил, читал газеты или валялся в тени с книжкой в руках. Он не жаловал светское общество. Предпочитал задумчивое одиночество. И с людьми он особо не сближался, хотя люди к нему тянулись. В Руперте скрывалась загадка, мистическая тайна, и всем хотелось ее разгадать. Но Руперт мало кому открывался.

– И снова ты отклоняешься от темы! – Берта сурово посмотрела на двоюродную сестру.