Помни мой голос

Обе семьи расположились на веранде, попивая аперитив и наслаждаясь последними золотистыми лучами заходящего солнца. Генри и Джоан, не страдавшие, в отличие от Маргарет, застенчивостью, тепло приветствовали Дашей. Генри принялся расспрашивать Уильяма о теннисном турнире, а Джоан, усадив Селию рядом с собой, попросила объяснить ей новомодное веяние под названием «обед с детективом», о котором Флоренс прожужжала ей все уши. Селия опустилась на плетеную кушетку, изящно закинула одну ногу, затянутую ремешком сандалии, на другую, вынула серебряный держатель, зажала им бакелитовый мундштук со вставленной в него сигаретой и затянулась. В сияющих глазах заплясали проказливые чертенята. Ее жизнерадостность передалась Джоан, и по мере того, как Селия воодушевленно обнажала подноготную «обеда с детективом», Джоан молодела на глазах, поддаваясь заразительному оптимизму собеседницы. Дядя Реймонд, в одной руке держа бокал с виски, в другой – сигарету, прохаживался по лужайке с братьями Дашами, а страдающая мигренью Маргарет, выдавив из себя улыбку, присоединилась к матери и Селии. В конце концов, к этому ее обязывал долг хозяйки. К тому же, как и предвидела Флоренс, Даши принесли в их дом веселье, и Маргарет оставалось просто накормить их.

Флоренс с огромным удовольствием уединилась бы с Обри, но Элиз и Синтия болтали на лугу с Уинифред, и Флоренс, воспитанная юная особа, направилась к ним.

– Тебе нравится в Корнуолле? – спросила она Элиз.

– Очень. Так нравится, что я не хочу возвращаться домой, – призналась та.

С ее приезда прошло всего десять дней, но ее английский явно улучшился.

– Ты ведь не собираешься покидать нас? – с затаенной надеждой уточнила Флоренс.

– А мы ее не отпустим, – заявила Синтия, обвивая рукой талию француженки. – У меня никогда не было сестры, а Элиз прекрасно подходит на эту роль.

Флоренс мысленно фыркнула: как можно восторгаться столь непритязательной особой?

– Здорово, что тебя приютили именно Даши, – сказала Уинифред, зажав наманикюренными пальцами дымящуюся сигарету. – Хотя их забота может оказаться всесокрушающей. Их же так много.

Уинифред насмешливо подмигнула Синтии, и та рассмеялась.

– Мы не семья, а цыганский табор. Но в своей многочисленности мы черпаем нашу силу.

– А я – единственный ребенок, – вздохнула Элиз. – Для меня nouveauté[3] жить в большой семье.

– Тебе повезло. У тебя сразу появились три брата, сестра и куча кузенов, – усмехнулась Флоренс, сделав ударение на слове «братья». – Вот погоди, нагрянут они к тебе всем скопом во Францию.

– О, я с радостью их встречу! – воскликнула Элиз, и ее нежные карие глаза полыхнули жаром. «А у нее милая улыбка», – запоздало отметила про себя Флоренс. – Но, возможно, будет лучше, если они приедут не всем скопом.

Флоренс покосилась на группку мужчин, ища Обри, и встретилась взглядом с Рупертом, наблюдавшим за ней сквозь вуаль сигаретного дыма. Руперт пересек лужайку и подошел к девушкам.

– О чем секретничаете, милые дамы? Похоже, ваш разговор намного интереснее нашего.

– Ошибаешься, – разуверила его Уинифред, – но, если хочешь, присоединяйся. Добро пожаловать.

Ярко-голубые глаза Руперта пронзили Флоренс, скользнули по ее платью, задержались на вырезе на груди.

– Когда покатаешь нас на своей новой машине? – невпопад, лишь бы что-то сказать, брякнула Флоренс: от взгляда Руперта ей стало не по себе.

– Как только того пожелаешь, Флосси, – хищно осклабился Руперт, словно волк, углядевший подходящую курочку. – Ты ведь храбрая девушка, верно? Опасности тебя не пугают.

Флоренс терпеть не могла, когда ее называли Флосси, да и фривольный тон Руперта она сочла неуместным, поэтому сухо отрезала:

– Не понимаю, с чего ты взял.

– А разве не ты влипла в историю, когда выбралась из окна школьной спальни и отправилась гулять по городу?

Флоренс задохнулась от изумления: откуда ему известно об этом? Но возразить было нечего, она действительно влипла в историю – и попалась.

– Я нарушила одиннадцатую заповедь, – вскинула она подбородок.

– Одиннадцатую? – ошарашенно переспросила Элиз.

– Да. Заповедь гласит: «Не попадайся». Меня дедушка научил. Это, знаешь ли, самая важная заповедь. Так что с моей стороны было глупо ее нарушать.

– Твои похождения вошли в легенду, – хихикнула Синтия.

– Скорее – в анекдот, – поправил ее Руперт.

– Рада, что доставила тебе удовольствие, – огрызнулась Флоренс.

– Жаль, что ты не доставила удовольствия маме, – упрекнула сестру Уинифред, укоризненно выгибая тонкую бровь.

– Бедная Маргарет, – хмыкнула Синтия.

– Правила существуют для того, чтобы их нарушать, – воинственно заявила Флоренс. – В любом случае я больше в этой дурацкой школе не учусь.

– И что ты собираешь делать дальше? – лениво поинтересовался Руперт, глядя на нее сквозь завесу сигаретного дыма.

– Собираюсь стать актрисой, – буркнула Флоренс.

– Вначале получи разрешение от дедушки, – захохотала Уинифред.

– Когда мне исполнится восемнадцать, я смогу делать все, что захочу.

– Ты сможешь, не сомневаюсь, – улыбнулся Руперт, глядя на нее смеющимися глазами. – Глупец тот, кто посмеет встать между Флоренс Лайтфут и ее мечтами.