Помни мой голос

– А я думаю, из тебя получилась бы отличная актриса.

– Ты знаешь?..

– Синтия…

Обри усмехнулся сидевшей напротив сестре. Та, почувствовав его взгляд, оторвала глаза от тарелки и улыбнулась в ответ.

– Думаю, человек должен сражаться за право жить так, как ему хочется. Легко позволить другим людям указывать путь, по которому тебе следует идти. Но нет, мне кажется, человек должен сам выбирать дорогу в жизни.

– А какую дорогу в жизни избрал ты, Обри?

– Собираюсь поступать в «Сандхерст», Королевское военное училище.

– Дедуля одобрил бы твой выбор.

– А вот мама хотела бы, чтобы я предпочел «Сити», государственный исследовательский институт в Лондоне.

– Она зря беспокоится. Вряд ли тебе придется участвовать в войнах.

– Глупо поступать в военное училище, если боишься попасть под пули.

У Флоренс упало сердце, когда она представила истекающего кровью Обри с пулей в груди.

– Тогда тебе действительно лучше поступать в «Сити», – пробормотала она.

Глава четвертая

Флоренс быстро смекнула, что наилучший способ привлечь внимание Обри – поласковее обходиться с Элиз. Отзывчивая по натуре, Флоренс отличалась добрым нравом, просто, занятая исключительно собой, она иногда забывала проявить заботу об окружающих. Развод родителей Элиз потряс ее до глубины души. Она не понимала, как такое возможно. Взращенная в семье, где отец и мать горячо любили друг друга, она отказывалась верить, что существуют родители, мечтающие расстаться. Она сама «рассталась» с отцом, но его «уход» не оставил в ее душе незаживающей раны: он держался с ней довольно холодно, да и она была слишком мала, чтобы успеть к нему привязаться; смерть разлучила их. Более того, всякий раз, когда ее нижняя губа начинала предательски дрожать, отец сурово и немного раздраженно покрикивал на нее: «Дочь офицера никогда не плачет!» Его слова прочно отпечатались в сознании Флоренс, но не в сознании Уинифред.

Уинифред страдала невыносимо. Она не просто искренне обожала отца, Рода Лайтфута, но и питала к нему глубочайшую привязанность. Флоренс часто слышала, как из соседней комнаты, где спала Уинифред, доносились рыдания. Глаза же самой Флоренс, несмотря на все потуги, оставались сухими. Она чувствовала себя ущербной, не от мира сего. Разве умерший офицер стал бы укорять дочь, если бы она его оплакала? Ее мать часами лежала на диване в гостиной, свернувшись в клубок и проигрывая на граммофоне пластинки мужа. Ее тонкие пальцы крепко сжимали сигарету, над ее головой клубами вился дымок, а ее хрупкое тело содрогалось от мучительных рыданий. Офицерская жена плакала. Все время.

Флоренс лезла из кожи вон, приобщая Элиз к жизни общины, и та откликалась на ее старания с удивительной благодарностью и признательностью. Вскоре они, к немалому изумлению Флоренс, подружились. И чем больше времени Флоренс проводила с такой непохожей на нее Элиз, тем больше она ей нравилась. Кипучая и деятельная Флоренс умела расшевелить не в меру стеснительную француженку и заставить ее смеяться над изощренными английскими шутками. Отзывчивость Флоренс не укрылась от Обри, и он начал смотреть на нее другими глазами. Теперь он видел в ней не просто шаловливую подружку своей младшей сестренки, а верного товарища, сообщника и друга. Греясь в лучах его неприкрытого восхищения, Флоренс не сомневалась, что еще чуть-чуть – и в сердце Обри проклюнутся ростки любви.

Предсказание Флоренс сбылось, и она, Джон, Элиз и Обри встретились в финале теннисного турнира. Посмотреть матч собралась вся округа. Уильям Даш в панаме и белом льняном пиджаке надзирал за матчем с высокой судейской вышки, а юные родственники Дашей, подававшие мячи, носились вокруг корта стайкой проказливых щенят. Руперт сидел на скамье рядом с матерью, вальяжно курил и не спускал глаз с ног Флоренс. Флоренс чувствовала его назойливое внимание и лопалась от злости.

Противостояние двоюродных братьев, Обри и Джона, длилось много лет. Талантливые спортсмены, мальчики учились в разных школах и играли в разных командах, что только подогревало соперничество, особенно когда их команды выходили друг против друга на поле боя. Сегодня братья должны сразиться лицом к лицу на теннисном корте Педревана, и у Обри нет никаких преимуществ перед Джоном: оба играют на равных. Им предстоял нешуточный поединок, и, чтобы его выиграть, Обри нельзя было допускать ошибок.

Флоренс и Элиз остолбенело наблюдали за мячом, проносившимся мимо них со скоростью звука. Время от времени стоявшая у сетки Элиз лупила ракеткой по мячу, отправляя его назад, но Флоренс, боясь промахнуться, испуганно жалась к боковой линии, молясь, чтобы мяч пролетел стороной и ей не пришлось вступать в игру. Когда же подходила ее очередь подавать, она так нервничала, что едва касалась ракеткой мяча. Мяч благополучно перелетал через сетку, но Обри с легкостью его отбивал. Джон ярился и орал в бешенстве: «Соберись, Флоренс! Наподдай как следует». Он больше не называл ее «старушкой» и, судя по тону, считал, что они проигрывают по ее милости.

В конце концов Флоренс рассвирепела и скрежетнула зубами.