Помни мой голос

– Ну и ладно. Тогда вдвоем проедемся с ветерком по окрестностям.

– Лучше я подожду девочек, – ответила Флоренс, которой совершенно не хотелось разъезжать вместе с Рупертом.

Он нетерпеливо побарабанил пальцами по двери:

– Давай дожевывай рожок – и поехали. Они решат, что ты соскучилась и вернулась домой.

Флоренс подняла глаза на витрину. Ее подруги за стеклом увлеченно беседовали и, по всей видимости, не торопились покидать магазин.

– Кстати, еще раз поздравляю с победой в теннисном турнире, – произнес Руперт. – Это было великолепное зрелище.

– Ты небось до потолка прыгал, когда мы одолели твоего брата.

– В точку.

– Мы играли на равных.

– Никто и не спорит: абсолютно на равных. – Руперт не мигая смотрел, как она закидывает в рот остатки вафельного рожка. – Ну же, Флосси, в темпе.

– Ну хорошо. – Флоренс облизала липкие от мороженого пальцы. – Но только маленький кружок по городу.

Обойдя машину, она открыла дверь и взгромоздилась на пассажирское сиденье.

– И запомни: меня зовут не Флосси.

– А для меня ты – Флосси. Тебе что, не нравится это имя?

Руперт завел мотор, и «астон мартин», угрожающе кренясь, рванул по дороге.

– Не особо. Все зовут меня Фло.

– Я – не все.

Руперт вновь ухмыльнулся, обнажив белые зубы, ярко выделявшиеся на его загорелом лице. Он разогнал «астон мартин», и машина, утробно завывая, словно кинувшийся в погоню за добычей лев, помчалась по узеньким переулкам. Не снижая скорости, Руперт вошел в поворот, и Флоренс прикусила губу, испугавшись, что навстречу им может вылететь какой-нибудь многотонный грузовик. Из-за высоких кустистых изгородей и густо разросшихся вдоль обочины зонтичного дягиля и желтой сурепки, семена которых разносились ветром с ближайших полей, дорога почти не просматривалась. На каждой выбоине Флоренс подскакивала, как на пружине, а воздушный поток, играясь, ерошил ей волосы. Крепко вцепившись в сиденье, она молилась, чтобы поездка скорее окончилась. Ей совершенно не хотелось умирать, так и не изведав на губах поцелуя Обри.

Наконец Руперт сбросил скорость и подкатил к автомобильной стоянке на вершине холма.

– Была здесь когда-нибудь? – спросил он.

– По-моему, нет, – сглотнула Флоренс, разлепляя побелевшие от напряжения пальцы.

– Здесь безумно красиво. Пойдем – сама увидишь.

Руперт перегнулся, взял лежавший на заднем сиденье фотоаппарат на ремне и повесил его на шею.

Флоренс выбралась из машины, с восторгом ощущая под ногами твердую почву, и последовала за Рупертом к тесовым воротам из пяти перекладин, преграждавшим путь на заросшее волнистой травой и одуванчиками поле.

– Только посмотри на это, – воскликнул Руперт и щелкнул затвором фотоаппарата. – Глаз не отвести, верно?

Верно. Внизу, под ними, нестерпимо блестя под неохватным голубым небом, расстилалось гладкое и ясное море. Руперт вскарабкался на ворота, умостился на верхней перекладине и протянул руку Флоренс. Та презрительно фыркнула. Будь на его месте Обри, она, разумеется, не преминула бы воспользоваться помощью, однако, говоря по правде, в помощи она не нуждалась. Даже в платье она спокойно могла взобраться на ворота. Что она и сделала и, усевшись рядом с Рупертом, уперлась каблуками туфель в перекладину у себя под ногами.

– А ты красивая, Флосси, – молвил Руперт, заглядывая ей в лицо.

Ветер отбросил с его лба непослушную прядь волос. Солнце, ударившее по глазам, зажгло в них морскую лазурь. Руперт был неотразим. Многие девушки пошли бы на все, даже на убийство, только бы оказаться на месте Флоренс, посидеть с ним бок о бок, услышать признание своей красоты. Но Флоренс мечтала совсем о другом: чтобы Руперт превратился в Обри.

– Спасибо, Руперт, – ответила она и добавила, лишь бы избавиться от растущего в ней чувства неловкости: – Ой, гляди, видишь те лодочки на горизонте?

Руперт навел на море фотоаппарат и посмотрел сквозь линзу.

– Рыбачит кто-то. А может, отец семейства, возомнивший себя Гамельнским крысоловом, везет юных отпрысков в неизвестность.

Руперт опустил фотоаппарат, извлек из нагрудного кармана серебряный портсигар, щелчком открыл его и протянул Флоренс. Флоренс угостилась сигаретой. Вообще-то она не курила, но не смогла противостоять искушению продемонстрировать свою опытность и взрослость. Держа зажигалку в сложенных лодочкой руках, Руперт выбил из нее искру и склонился, защищая от ветра. Флоренс тоже подалась вперед, и ладони их соприкоснулись над беспомощно трепетавшим огоньком. Сердце чуть не выпрыгнуло у Флоренс из груди, когда пальцы Руперта нежно притронулись к ее коже. Предвидь она, в какой интимный процесс выльется обычное прикуривание сигареты, она бы на эту сигарету и не взглянула. Пламя несколько раз гасло, и все же Флоренс удалось затянуться, выпустить изо рта клуб дыма и не закашляться. Пусть Руперт не думает, что она сущий ребенок! Он закурил и спрятал портсигар и зажигалку в карман.

– Твой отец – удивительный человек, – произнесла Флоренс. – Что бы мы без него делали этим летом? Умерли бы со скуки.