Помни мой голос

Стараясь не потревожить спящую невесту, Макс на цыпочках вышел из спальни и переоделся в соседней комнате. Нацепил наушники и сунул плеер в карман спортивной куртки. Недавно он записал специальную беговую кассету с отличной подборкой песен: Queen, Дэвида Боуи, The Rolling Stones и парочкой композиций из мюзикла «Отверженные». На улице стоял мороз. Трава серебрилась, лужи с курящимся над ними холодным туманом стянуло корочками льда, и редкие лучи мерзлого солнца, еле-еле продирающиеся сквозь белесую дымку, затянувшую небо, напрасно пытались разогреть стылую землю. Под звуки «Богемской рапсодии» Макс затрусил по бетонной дорожке. В этот час в парке было немноголюдно. Изредка в поле зрения попадали одинокий собачник со своим четвероногим питомцем или закутанный в толстое пальто велосипедист с натянутой на уши шапкой. У всех изо рта валил пар. Свет непогашенных фонарей, вытянувшихся вдоль широкой дорожки, отбрасывал причудливые тени на платаны: заледеневшие на морозе деревья смахивали на скрюченных и скособоченных монстров. Макс сокрушенно вздохнул, жалея, что не взял фотоаппарата. Парк выглядел изумительно, словно театральный зал после третьего звонка – вот-вот вспыхнут огни рампы и поднимется занавес, – и явно просился в кадр. Но за фотоаппаратом бежать поздно: к тому времени, когда Макс вернулся бы в парк, все очарование пропало бы, и волшебную светотень неминуемо сменила бы угрюмая хмарь нарождающегося дня.

Элизабет поджидала его дома, на кухне. Завернувшись в кашемировый халат, она ела кукурузные хлопья, запивала их кофе и читала «Дейли Мейл». Волнистые с рыжиной волосы она убрала в хвост, а ее бледная, как у истинной англичанки, кожа источала внутреннее сияние. Когда он вошел, Элизабет не подняла глаз от газеты. Макс стянул с головы наушники и залюбовался утренней свежестью невесты.

– Привет, принцесса, – улыбнулся он.

– Как пробежка? – спросила она, переворачивая страницу.

– Там такая красотища – ух. Мороз, туман…

– Дженнифер вновь угодила в колонку Демпстера, – прервала его Элизабет.

За Дженнифер, сестрой Элизабет, увивался дальний родственник королевы, и почти еженедельно Найджел Демпстер, ведущий колонки светских новостей, оттачивал на Дженнифер свое острое перо.

– И что она сотворила в этот раз? – поинтересовался Макс, доставая из шкафа кружку.

– По всей видимости, отплясывала на столах в «Трампе».

– Не удивлен.

– Да уж, – рассмеялась Элизабет.

В отличие от сестры, Элизабет умела держать себя в руках. Она была консервативна, благоразумна и никогда не забывала, к какой социальной прослойке принадлежит, а принадлежала она, по собственным словам, к высшему классу, предваряющему класс наивысший, то есть аристократию. Она ничего не имела против того, чтобы Дженнифер ухлестывала за аристократом или мелькала на страницах газет. Однако неподобающее поведение сестры выводило Элизабет из себя: ее возмущало, что завистники треплют честное имя их семьи на каждом углу.

– Надеюсь, журналисты не испортят нам свадьбы, – задумчиво протянула Элизабет. – Иначе это будет не свадьба, а вульгарный водевиль.

– Да кому мы нужны.

– Журналистам! – Элизабет испепелила его взглядом. – Им нужны Дженнифер и Арчи, Макс! А значит, они заявятся и на нашу свадьбу.

Макс вытащил из перколятора емкость с кофейной гущей, опорожнил ее в мусорную корзинку и засыпал свежий молотый кофе.

– Этой ночью мне приснился кошмар, – сказал он. – В детстве он преследовал меня чуть ли не каждую ночь, а потом оставил в покое на много лет. И вот опять.

– Слушать про чужие сны – скука смертная, милый, – вздохнула Элизабет и вернулась к чтению газеты.

Макс заполнил резервуар водой и поставил кофейник на плиту.

– Это не просто сон, а сон повторяющийся. Раз за разом в нем прокручивается один и тот же сюжет, где я оказываюсь на поле сражения.

– Потрясающе, – равнодушно пробормотала Элизабет.

– Он настолько реальный, что я чувствую запах пороха. – Макс насупился и тряхнул головой. – Я до сих пор его ощущаю!

– Сегодня после примерки свадебного платья я обедаю с мамой в «Капризе». Признаюсь тебе, Кэтрин Уокер – перфекционист до кончиков пальцев. По-моему, платье идеальное, но на примерке Кэтрин всякий раз что-нибудь поправляет то там, то здесь. Я не собираюсь худеть, но такое впечатление, что платье висит на мне как на вешалке. Странно, я ведь ни капли не нервничаю! Может, от радостного предвкушения люди тоже сбрасывают пару килограммов?

– Мне кажется, ты не потеряла ни грамма, Зайка.

Услышав свое домашнее прозвище, Элизабет улыбнулась.

– Люблю, когда ты зовешь меня Зайкой.

Макс приблизился к ней сзади и поцеловал в шею. Элизабет хихикнула: колючая щетина царапнула кожу.

– А насколько сильно ты любишь, когда я зову тебя Зайкой? – с нажимом спросил он.

– Не настолько. – Она легонько отпихнула его. – Кроме того, тебе не мешало бы помыться.

– А когда помоюсь, ты полюбишь это обращение сильнее? – Он запечатлел на ее шее долгий и томный поцелуй, порывисто вздохнул. – Ты так вкусно пахнешь.