Помни мой голос

С напускным интересом Макс вполуха слушал болтовню Антуанетты и Элизабет о свадебном наряде и предстоящем венчании. Элизабет составила и разослала гостям список домашней утвари, которую присмотрела в торговом доме на Слоун-стрит, и уже получила несколько желанных подарков. Особенно ее восхитил сервиз из элитного херендского фарфора, преподнесенный ее крестной матерью. Подошел официант, и они сделали заказ. Попросив еще два «Беллини» и бутылку утонченной «Сансеры», белого французского вина, Антуанетта вернулась к обсуждению намеченной на май свадьбы, перечисляя тех, кто ответил на приглашение, а кто – нет, кому вообще посчастливилось его получить, а кто приедет из-за границы. Свадебный прием решили организовать на Павильон-роуд, в Найтсбридже – вполне изысканном и добропорядочном районе, в одном из отелей которого Элизабет и Макс собирались провести брачную ночь.

– Это будет улетно. – Элизабет в упор посмотрела на Макса.

Макс вынырнул из глубин забытья и виновато заморгал: он понятия не имел, о чем говорит его будущая супруга.

Только когда Антуанетте подали чашечку черного кофе, она поинтересовалась делами самого Макса. Макс предпочел бы, чтобы она продолжала разглагольствовать о свадьбе.

– Как твоя новая работа? – Антуанетта снисходительно улыбнулась: недавно ее муж Майкл, дернув за нужные ниточки и замолвив кому надо словечко, устроил Макса на хорошее место в маленькую брокерскую конторку в лондонском Сити.

– Превосходно, – выпалил Макс с неискренним воодушевлением.

Он ненавидел эту работу. Ненавидел Сити. Ненавидел Лондон. Он хотел остаться в армии, но Элизабет потребовала, чтобы он вышел в отставку: она не желала ютиться в семейном общежитии для военнослужащих в Германии, так же как он не желал вникать в сделки с ценными бумагами. На самом деле он грезил о карьере фотографа, но Элизабет выела ему весь мозг, утверждая, что фотографии не принесут дохода. Кроме того, область фотографии, которой он мечтал посвятить жизнь, подразумевала бесконечные перемещения по разным странам, а Элизабет не терпелось привязать его к дому. По ее словам, она и так настрадалась, ожидая его из военных походов.

– Ты правильно сделал, что бросил службу, – вновь сморщила нос Антуанетта. – В брокерской фирме крутятся немалые средства, а когда речь заходит о женитьбе и семье, деньги играют немаловажную роль. Я ничего не имею против романтики и творчества, фотография – это замечательно, однако моей Зайке требуется мужчина, который сможет ее содержать, ибо… – Антуанетта с обожанием поглядела на дочь, – у моей доченьки довольно-таки притязательный вкус. Брокерская контора – это на всю жизнь, Макс. Как ты знаешь, Майкл работает в этой конторе более тридцати лет. Брокеры – гарантия надежности.

Макс похолодел. От мысли, что до гробовой доски он обречен прозябать в отделе Смита Беллингхема, ему захотелось вскрыть себе вены.

Элизабет ободряюще сжала его руку.

– Ничего, дорогой, поначалу всегда трудно. Новое пугает. Когда я устроилась к Аннабель Джонс, у меня зубы сводило от страха. Я не знала, с какой стороны подойти к кассе. У меня все валилось из рук. А драгоценные камни – просто темный лес! Я ничего не смыслила в ювелирных изделиях, умела только носить их.

Элизабет вытянула ладонь, любуясь обручальным кольцом, когда-то принадлежавшим прабабушке Макса.

– Тебе идет, – пробормотал он.

Элизабет улыбнулась. Кольцо было замечательное, с огромным сапфиром и двумя бриллиантами.

– Сидит как влитое. Правда чудесно, что не пришлось его подгонять? Это судьба, Макс. – Элизабет растроганно улыбнулась. – А от судьбы не уйдешь.

Той ночью они любили друг друга. Наедине с Элизабет, растворяясь в нежности ее шелковистого тела, Макс забывал обо всем на свете: и о постылой работе, и о надежде уехать подальше от Лондона. За прошедшие три года его страсть к Элизабет не угасла. Находясь рядом с ней, он мечтал об одном – никогда с ней разлучаться, никогда не размыкать объятий. Но объятия размыкались, и в непрочную обитель его мимолетного блаженства вторгались сомнения. Он понимал, что несчастен, что уже несколько месяцев окружающая действительность невыносимо давит на него и что свинцовую тяжесть в его груди породило не трагическое стечение обстоятельств, а нечто более интимное и личное. И когда он осмеливался взглянуть правде в глаза, он видел истинную причину своей хандры и печали, и этой причиной была Элизабет. Из-за нее в его душе, некогда согреваемой любовью, поселилась зима. Но почему так произошло, он не знал: то ли Элизабет изменилась, то ли он в кои-то веки постиг всю глубину их фатальной несовместимости. Однако эти проблески самосознания случались довольно редко, и чем быстрее приближался день свадьбы, суливший Элизабет исполнение всех ее желаний, тем исступленнее открещивался Макс от нелицеприятной для него правды.

Пресытившись любовью, Макс раскрыл книгу Элизабет Хейч «Посвящение», а Элизабет потянулась к модному и глянцевому «Татлеру».

– Знаешь, мне не дает покоя мой сон, – произнес Макс, посмотрев на невесту.

Элизабет зевнула.

– Это просто сон, милый, забудь.