Помни мой голос

– Макс! – закричал сияющий улыбкой Джордж, стянул рабочие перчатки и ринулся к островку, чтобы обнять сына. – Какой приятный сюрприз!

– Привет, пап. Как сад?

– Цветет и пахнет. Эта зима обошлась с нами милосердно, мороз не повредил деревьев. Хочешь взглянуть на мои новые саженцы?

– А то.

– Отлично, пойдем. Заодно поможешь мне избавиться от старого навеса. Сто лет мечтал снести его и вот вчера раздолбал его кувалдой. Такой бардак развел – страх просто. Помоги загрузить оставшийся хлам в грузовик. Сожгу к чертовой матери. Кострище зажжем – все позавидуют.

Следом за отцом Макс вышел из дома.

– Пап, а кто-нибудь из наших родственников сражался во Второй мировой войне?

– Брат моего отца, твой двоюродный дедушка. Он погиб в морском сражении в проливе Ла-Манш. Еще одного кузена, по-моему, убили на Дальнем Востоке.

– Никогда о них не слышал.

– Сложно о таком говорить.

– А больше никто не воевал?

– Спроси лучше дедушку.

– Непременно.

Джордж остановился перед саженцем.

– Из этого недоросля получится настоящий великан. Здоровенный американский вяз. Осенью эти деревца покрываются золотистыми листиками. Заметил, наверное, что я сажаю деревья как одержимый? Это моя страсть.

– Знаю, пап.

– Приятно оставить по себе хорошую память. Что-то, что тебя переживет.

– Твои труды не пропадут, пап.

Отец усмехнулся.

– Ну а теперь – за дело. Надеюсь, ты не боишься замарать руки?

– Конечно, нет.

– Вот и славно.

После обеда Кэтрин ушла в гостиную искать родословную, а Макс с Джорджем остались на кухне поговорить. Элизабет они обходили молчанием. В последний раз, когда Макс произнес ее имя на семейном ужине после Рождества, Джордж чуть не поколотил его, убеждая, что Элизабет ему не пара. Наконец Джордж не выдержал, осушил бокал вина и осторожно покосился на сына.

– Я рад, что ты одумался.

– Я тоже рад, что одумался, пока еще была такая возможность, – кивнул Макс.

Почувствовав, что сын не прочь обсудить свою личную жизнь, Джордж взбодрился.

– Майкл Пембертон – чванливая задница! – довольно изрек он.

– Папа! – растерялся Макс: отец при нем никогда не ругался.

– Прости, Макс, но иногда стоит называть вещи своими именами. Хорошо, что ты выбрался из этой переделки. Мерзкая семейка. И не забывай: яблоко от яблони недалеко падает.

– Не забываю. Потому и дал деру.

– Отлично, просто отлично. Ну да хватит об этом. Проехали. – Джордж освежил вино в бокале. – Будем здоровы!

С внушительным свитком в руках появилась Кэтрин. Глаза ее сияли.

– Нашла! – радостно возвестила она, но тотчас помрачнела, заметив у мужа полный до краев бокал.

– Все хорошо? – с тревогой спросила она.

– Лучше не бывает, – успокоил ее Макс и широко улыбнулся.

– Что это у тебя? – поинтересовался Джордж.

– Родословная, составленная Бертой.

– А, точно. И зачем она тебе понадобилась?

– Она понадобилась мне, – ответил Макс. – Меня любопытство заело.

Джордж поднял брови и отпил вина. Макс выбрался из-за стола и коварно усмехнулся.

– Мам, а папа обозвал Майкла «чванливой задницей», – наябедничал он.

– Джордж! – возмущенно всплеснула руками Кэтрин.

– Не ругай его, – заступился за отца Макс. – Он еще мягко выразился.

Улегшись в постель, Макс развернул свиток. Кто-то не поленился и создал из родословной маленький шедевр, аккуратно нарисовав фамильное древо и тщательно черной тушью надписав на его ветвях имена и фамилии. Возможно, чтобы сделать копию, Берта наняла каллиграфа. Макс пробежал свиток глазами, быстро отыскал интересующие его даты – начало и середину двадцатого века – и уставился на имя.

Глава девятая

Истборн, 1937 год

Купленный отцом кинопроектор внушил Флоренс желание стать актрисой. Сидя на полу со скрещенными ногами и потягивая имбирное пиво, нацеженное из хранившихся в подвале дубовых бочек, она с упоением глазела на огромный белый экран, где под звуки музыки неслышно мчались ковбои и индейцы, бешено палившие друг в дружку. Взрослые снисходительно посмеивались, но малышка Флоренс, верившая всему, происходившему на экране, замирала от ужаса. Даже когда ей растолковали принципы кинематографии, она остервенело кусала ногти, искренне переживая за ковбоя, летевшего навстречу смерти.