Устав от музыки и радостной суеты, Руперт и Флоренс, рука в руке, вышли в сад и направились к искусственному озерцу, где над водной гладью кружили светлячки и статуя богини морей Амфитриты блистала в лунном свете, как начищенное серебро. Лишь редкие крики сов, шуршание травы да скрип деревьев нарушали тишину ночи. Руперт и Флоренс остановились у кустов лавра и кизила, за которыми, любовно охраняемая могучим старым дубом, загородившим узловатыми сучьями проход, скрывалась каменная ротонда. Охваченные романтическим порывом молодые люди взбежали по ступенькам и уставились на воду. Внезапно их объяла грусть: ощутив преходящую красоту мира, они открыли для себя горькую истину: ничто не вечно под луной, и, как бы горячо они ни пытались остановить прекрасное мгновение, оно все равно пройдет и безвозвратно канет в лету. Представив, что когда-нибудь, хотя бы и через семь десятков лет, смерть неизбежно разлучит их, Флоренс покачнулась, как от удара, и боль утраты остро кольнула ее в сердце.
– Я не хочу расставаться с тобой, – произнесла она, с тревогой глядя на Руперта.
Руперт приподнял бровь.
– Мы всегда будем вместе, любимая.
– Но какой бы прекрасной и волшебной ни была эта ночь, утром от нее не останется и следа.
– Но будут другие прекрасные и волшебные ночи, которыми мы насладимся.
– Знаю, знаю, разумеется, будут, но… но наступит день, когда все прекратится. И мы… мы умрем.
Руперт засмеялся и крепко обнял ее.
– Даже когда умираем, милая Флосси, – а умирать приходится всем, – мы не расстаемся со своими любимыми. Смерть – лишь новый отрезок пути в нашем странствии, и мы просто перемещаемся с одного берега на другой. Да ты и сама это знаешь. Обещаю, что никогда не оставлю тебя. Мы всегда будем вместе.
Руперт обхватил ее лицо ладонями и впился губами в ее губы. Его нежный поцелуй длился долго, бесконечно долго – руки его налились жаром, сердце бешено заколотилось о ребра. Поцелуй Руперта разогнал ее страхи, и только слабая тревога, похожая на дрожание скрипичной струны, замирающей в воздухе после исполнения музыкальной пьесы, точила ее подсознание – тревога, порожденная собственнической природой любви.
1 сентября вооруженные силы Германии перешли границы Польши. Два дня спустя Флоренс, гостившая в Педреване, вместе с Рупертом и его семьей услышала по радио замогильный голос Невилла Чемберлена, объявившего войну Гитлеру. Воцарилась мертвая тишина. Флоренс стиснула ладонь Руперта. Видения запланированной на октябрь свадьбы лопнули как мыльный пузырь, затерявшийся в пороховом дыме пушек. Страх, что она потеряет Руперта, ледяной рукой сжал ее сердце. Нет, это невозможно, мысленно твердила она: сама судьба свела их вместе, значит, сама судьба о них позаботится и не позволит расстаться.
Глава одиннадцатая
Очень быстро Педреван-парк заполонили ребятишки: их эвакуировали из Лондона на поезде. Бледные и потерянные, они робко жались друг к дружке, теребя перекинутые через худенькие плечи сумки с детскими противогазами. За веселые сине-красные цвета противогазы в народе окрестили «микки-маусами». Селия Даш, засучив рукава, сразу взялась за дело и приказала вытащить в сад огромные чаны с водой. «Гениально!» – восхитилась Флоренс, наблюдая, как оторванные от родных и близких детишки, позабыв про горести, радостно плещутся в воде, играя в свои незатейливые игры.
Вся семья Флоренс: дедушка, бабушка, примчавшиеся из Кента Маргарет и Уинифред, а также вернувшийся из Лондона дядя Реймонд – собрались в «Мореходах». Именно дядя Реймонд натолкнул Флоренс на мысль присоединиться к ДОСМ, Добровольческой организации сестер милосердия, благотворительному женскому сообществу, основанному в 1907 году и занимавшемуся помимо лечебной деятельности разведывательной работой.
– В Первую мировую они были притчей во языцех, – заметил дядя Реймонд. – Будешь ухаживать за ранеными, шпионить и крутить баранку.
Флоренс запрыгала от удовольствия: если она действительно хочет помочь родине победить в этой войне, лучшего нельзя и представить.