Помни мой голос

Но водительская карьера Флоренс закончилась, не успев толком начаться. Никого не предупредив, сбежала повариха, и начальство, припомнив, что Флоренс изучала домоводство в «Школе семьи и быта» мисс Рандалл, отправила ее на кухню, стряпать еду для всего госпиталя. Флоренс, которая домоводства не выносила и на уроках втихомолку от учителя валяла дурака, играя с Синтией в «веревочки на пальцах», судорожно рылась в памяти, ища зачаточные основы этой науки и проклиная свою беспечность и невнимательность. Впрочем, личный состав ДОСМ был не особо привередлив, и в свободное от дежурств время девушки весело общались друг с другом, невзирая на чины и звания. А когда осень сдалась под напором холодной и непреклонной зимы, кухня превратилась в место всеобщего притяжения. Девушки собирались у старинной печи с болтающейся на веревке заслонкой, заводили граммофон и под звуки заезженных пластинок помогали Флоренс чистить овощи и мыть посуду.

В декабре землю укутало плотной снежной шубой. Флоренс орудовала лопатой, разгребая дорожки для проезда машин, и надраивала картофельными очистками окна, чтобы они не покрылись ледяной изморозью. Теперь крутившие баранки девушки вызывали у нее не зависть, а жалость: вставая ни свет ни заря, они с риском для жизни наматывали мили и мили по бездорожью. Флоренс же благоденствовала в тепле на кухне и в кои-то веки чувствовала себя при деле.

И ужасно скучала по Руперту. Ночами она свертывалась в постели клубком и рыдала – отчасти от изнеможения, отчасти от неутоленного желания. Бог знает, когда им предстоит сочетаться браком! Она больше не хотела грандиозной свадьбы. Она просто хотела выйти замуж за Руперта и ради этого согласилась бы даже на скучную официальную церемонию в бюро регистрации актов гражданского состояния в Челси.

Рождественский отпуск она провела вместе с семьей в заливе Гулливера. Руперт тоже приехал в Педреван, и влюбленные наконец-то воссоединились. Им редко удавалось побыть с глазу на глаз: эвакуированные, наводнившие Педреван-парк, беспрестанно требовали помощи и внимания, и Руперт и Флоренс улучали каждую свободную минутку, чтобы уединиться. Они прохаживались вокруг озерца и, как и прошлым летом, когда праздновали помолвку, целовались на ступеньках ротонды. Луна, выглядывая из снежных облаков, озаряла закованное льдом озеро, и преходящая красота мира еще сильнее поражала и уязвляла их. Увидятся ли они снова – бог весть. Руперт, отчаянно цепляясь за каждую секунду, проведенную с Флоренс, безостановочно фотографировал ее, щелкая затвором «лейки».

В апреле 1940 года нацистская Германия вторглась в Данию и Норвегию, и Флоренс впервые изведала терпкий привкус утраты. Несколько пехотинцев Ирландской гвардии, размещавшейся в Шорнклиффе, погибли в битве за Нарвик. Для юной девушки, грезившей о полной трагедий жизни наяву и на сцене, это был страшный удар – она постигла цену подобным желаниям. Война, еще вчера овеянная чарующим флером и приятно будоражившая воображение, оскалила багровые от крови клыки и показала свою мерзкую пасть. Флоренс осознала, какой опасности подвергла себя, вступив в ДОСМ, и какой опасности подверг себя Руперт. Осознала реальность угрозы, которую не отразишь борцовыми приемами, отработанными на тренировках в Шорнклиффе. Миловидная брюнетка в звании адъютанта, невеста одного из ирландских храбрецов, павших в Норвегии, убивалась от горя, и Флоренс чуть не плакала, видя ее терзания. Мыслями же она неизменно возвращалась к Руперту. Она молилась, чтобы они оба выжили в этой бойне и вместе, как Руперт и мечтал, состарились в Педреване, в окружении детей и внуков.

Вскоре руководство ДОСМ вдрызг разругалось с начальством Женского вспомогательного территориального корпуса, и жизнь Флоренс затрещала по швам. Ей предложили несколько вариантов. Первый – перевестись в ЖВТК в качестве солдата-добровольца. Ее не послали бы на фронт, но обязали бы выполнять боевые задачи. Второй – вступить в Независимую ДОСМ – отпочковавшееся от ДОСМ особое подразделение, готовившее разведчиков для работы на вражеских территориях. Третий – уйти на все четыре стороны. Тщательно взвесив все «за» и «против», Флоренс решила уйти или, по меткому выражению Руперта, «оставить ДОСМ с носом». Не желая зарывать в землю свои новоиспеченные водительские таланты, она подыскала хорошую, на ее взгляд, вакансию, но стоило ей заикнуться, что придется работать в доках, принадлежавших «Ост-Индской компании», как дедушка Генри чуть не расплескал бокал с виски.

– Бог мой! – возопил он и покраснел, как налитый соком помидор. – Нога моей внучки не ступит в это сосредоточие беззакония и разврата! Доки не место для целомудренной и невинной девушки! Это рассадник мерзости и пороков! О чем только думает Руперт?

Руперт думал о том же. Он не желал отпускать Флоренс в доки, но совсем по иным причинам, чем дедушка Генри. Руперт боялся, что в случае немецкого вторжения Флоренс, находясь в Лондоне, окажется в самом эпицентре событий. Чтобы ублажить и дедушку, и жениха, Флоренс поступила на курсы медсестер.