Помни мой голос

Вчера, заглянув в походную палатку рядовых, я застукал там сержанта Харриса. Харрис «перерождался», то есть заваривал чай. Разумеется, готовить чай в палатке категорически запрещено, поэтому на будущее мы условились заниматься «перерождением» снаружи. В пустыне мы «перерождаемся» на каждой остановке. Ты не поверишь, но каждый экипаж в каждом батальоне моторизованной пехоты каждый день готовит себе еду, и наш батальон ничем не хуже. Еда получается отменной. Для розжига огня мы используем отслужившие канистры бензина, смешиваем в них бензин – да-да, именно бензин – и песок. Робертс готовит мне чашку чая за десять минут, другие – и того быстрее, но факт в том, что за десять минут мы успеваем проглотить чай, сосиски, помидоры и копченую свиную грудинку и снова тронуться в путь. Кто-то пошутил, что, если бы Восьмую британскую армию вдоволь не поили чаем, она не добралась бы до Египта.

Руперт никогда не пугал Флоренс ужасами войны. Все переживания и страхи он держал при себе. Ей же он писал исключительно про еду и смешные случаи, а в конце письма обещал долгожданную встречу в Педреване.

В июне 1943 года он сообщил, что перевелся в парашютно-десантный батальон. «Прыжки с парашютом совершенно безопасны. То есть – АБСОЛЮТНО», – написал он.

Не стану врать, что обожаю выбрасываться из самолета, – ничего подобного, однако прыгать с парашютом не так страшно, как ты, наверное, воображаешь, и отнюдь не столь чарующе и невыразимо, как представляют себе многие люди. В принципе, парашютисты и пехотинцы похожи, только первые выпрыгивают из самолетов, а вторые – из грузовиков. По крайней мере, на мой взгляд. Смотри сама: мы приходим на аэродром, надеваем парашюты, садимся в самолет и взлетаем. Звучит команда «Готовьсь!», потом – команда «Пошли!». В самолет, гудя, врывается воздух и выталкивает нас наружу, словно пробки из шампанского. Ветер подхватывает меня, и я парю в вышине. Затем раскрывшийся парашют легонько дергает меня за плечи, и я медленно опускаюсь на землю. Мне кажется, на некоторых прыжок с парашютом действует сродни наркотику – они становятся беспредельно смелыми и способными на такие подвиги, которые ни за что не совершили бы, находясь в обычном состоянии. Приземлившись, люди иногда теряют голову, а их мозг пронзают безумные мысли.

«Надеюсь, ты меня не осуждаешь?» – добавил он, чем немало рассмешил Флоренс. Да, многие считали этих бравых парней чуть ли не самоубийцами, плюющими на чувства родных и близких, но только не Флоренс. Флоренс гордилась Рупертом. Она не забыла удрученного и мрачного юного брюзгу, открывшего ей сердце на тесовых воротах в заливе Гулливера, и приветствовала его волшебное преображение: наконец он нашел свое призвание и смысл жизни. Она переживала из-за него и в то же время радовалась, что он примирился с миром и отыскал в нем подобающее ему место.