Помни мой голос

На календаре было 29 сентября 1944 года. С моря дул сбивающий с ног соленый пронизывающий ветер. В небе собирались тучи и грозно надвигались на залив Гулливера, подобно вражеской армии, жаждущей боя. Флоренс выглянула из грота. Моросил дождь, серело море, прибывала вода. Начинался прилив.

А ведь каких-то семь лет назад, летом 1937 года, они с Рупертом танцевали в этом гроте. И в этом же гроте Руперт впервые ее поцеловал, всколыхнув неведомые ей доселе чувства, пробудив ее, словно Спящую красавицу. До его поцелуя она свято верила, что любит Обри. Но Уинифред оказалась права: то была не любовь, а замок из песка, рухнувший под напором неистового урагана – Руперта. Глубокий и неоднозначный Руперт воспринимал этот мир гораздо тоньше и острее, чем его неунывающий брат-счастливчик. Если Руперт горевал, то безмерно, если радовался, то бескрайне. Он не распахивал всем подряд свое сердце. Обри был идеалом для первой влюбленности девушки, Руперт – идеалом для непреходящей любви женщины. Заскочив в пещеру, чтобы выплакаться из-за любви Обри к Элиз, Флоренс и не догадывалась, что она нежданно там обретет. Поцелуй Руперта все изменил. Она вошла в грот незрелой девчонкой, а вышла из него умудренной женщиной. Но Руперт опять все переиграл. И теперь, перед лицом его вероятной смерти, она была растеряна и смята. Без Руперта она не мыслила жизни. Что делать ей одной, половинке от целого? Меньшей из двух половинок?

Неужели ей, как и матери, до конца дней суждено оплакивать мужчину, который идеально дополнял ее?

Флоренс завыла. Искорка надежды, слабо мелькнувшая во фразе «пропал без вести», вспыхнула и погасла во мраке слова «убит». «Убит» ослепило ее, как разорвавшаяся бомба. Перечеркнуло все.

А вода прибывала, плескалась вровень с ее лодыжками и устремлялась дальше, в глубину пещеры. Флоренс положила ладонь на живот. Она носит ребенка, их общего ребенка, живую частичку Руперта. Неужели Руперт никогда не увидит созданное ими дитя? Неужели ребенок никогда не увидит Руперта? Только не это. Только не это! Флоренс качнулась, как от удара, и, словно утопающий за соломинку, ухватилась за фразу «пропал без вести». «Пропал без вести» – спасительный свет, лучик надежды. Возможно, Руперту повезло: он не погиб, только ранен и лежит без сознания в полевом госпитале. Тогда ей не стоит зря убиваться. Руперт не одобрил бы ее поведения. Он хотел бы, чтобы она не сдавалась и не опускала рук. Ради ребенка. Их ребенка. Продрогшими пальцами она досуха вытерла глаза и зашлепала по воде к каменному выступу – входу в тоннель контрабандистов. Тщательно смотря под ноги, чтобы ненароком не поскользнуться и не повредить бесценный груз в животе, Флоренс медленно и тихо побрела к дому.

Открыв дверь чулана, она оказалась в малой гостиной, где преподобный Миллар и бабушка Джоан пили чай. Они тотчас прервали беседу. Преподобный Миллар отставил чашку и вскочил на ноги. Он был само участие, и Флоренс вновь разревелась. Викарий сочувственно протянул ей руки, и она с благодарностью их пожала. Его ободряющие ладони были теплые и мягкие, как губка.

– Не отчаивайся, Флоренс, – ласково сказал он. – Давайте лучше помолимся о его возвращении.

Флоренс села за стол, и все трое склонили головы и прикрыли глаза.

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молим тебя во спасение души возлюбленного нашего Руперта. Ежели ранен он, залечи его раны. Ежели потерян он, даруй ему приют. Ежели измучен он, облегчи его страдания. И пока не приспело ему время восхода во Царствие Небесное, охрани и утешь его и придай ему сил. Будь же заступником и покровителем семье его, особенно Флоренс. Окружи заботой ее, пролей свет на душу ее и даруй ей мужество спокойно встретить все, что принесут ей дни грядущие, неизведанные. Помилуй нас, Господи, и преклони слух к нашим молитвам.

Джоан протянула внучке чашку с чаем.

– Солнышко, не теряй надежды. Пока мы ничего не знаем наверняка.

– Каких только чудес не случается, – кивнул преподобный Миллар. – Верьте – и вам воздастся; молитесь – и вас услышат.

– Я не сдамся, – пообещала Флоренс, вдохновленная их поддержкой. – Знаю: Руперт никогда меня не покинет.

Следующим утром она отправилась в Педреван проведать свекровь. Ночью не переставая лил дождь, и теперь по вымытому до белизны небу ползли угрюмые тучи. Селия в теплице высаживала салат-латук в поддоны с компостом. Даже в перчатках и садовом фартуке она выглядела по-королевски. Заметив Флоренс, она стянула перчатки и обняла ее.

– Держись, – твердо сказала она. – Не раскисай и не разводи сырость. Руперт терпеть не мог все эти охи-вздохи. Он хотел бы, чтобы мы верили и надеялись. Он ведь еще не умер, Флоренс! Он всего лишь пропал без вести. Узнаю своего сына – вечно он все усложняет.

Флоренс кивнула и проглотила слезы.

– Я могу вам помочь?

– Только если хочешь.

– Хочу. Мне надо проветрить голову.

– Хорошо, тогда возьми перчатки из той корзинки и – за дело. Можешь посадить шпинат. Надо позаботиться о бедных крошках, – добавила Селия, подразумевая эвакуированных детишек, – насытить их витаминами.